— Непоправимыми, — неуверенно сказал он.
— В этом мире есть мало непоправимого, несмотря на всю его зыбкость, — оседлала Грета любимого конька. — По-настоящему непоправима лишь смерть, и поэтому я спрошу: ты что же, угрожаешь убить Харди, если он не сядет в эту твою колымагу, которую за ним прислали, как за примадонной? — ее голос к концу речи повысился, и усатый отступил на крыльцо, подрастеряв свою уверенность.
— Да иду я, — хмуро ответил Рихард, сбегая вниз по ступенькам.
— Рихард, можно я с тобой? — спросила Карна.
— Сказано доставить лишь ловца, — отрезал усатый. Он подождал, пока Рихард наденет пальто, посторонился, пропуская его вперед и коротко кивнул. — Доброго дня, дамы.
— День не добрый! — выкрикнула Грета ему в спину. — Мир рушится, и мертвые восстают из могил, а…
Дверь захлопнулась, оборвав ее на полуслове.
— А ловец еще даже не завтракал, — закончила она и повернулась к Карне. — Кашу будешь?
— Буду, — ответила та.
* * *
Рихард смотрел в окно, разглядывая улочки Рывни, которые по мере приближения к центру становились все шире и наряднее, и вдруг приметил знакомые золотые вензеля.
— Притормози на минуту, — попросил он усача, ехать с которым оказалось совсем не так комфортно, как с Карной. От него несло табаком и ядреным одеколоном, и радовало лишь то, что мужик вовсе не собирался спать у него на груди. Он стукнул в окошко кучеру, и экипаж остановился.
Рихард выскочил на улицу и быстро подошел к стойке с меню, выставленной перед ресторацией «Золотой гусь».
— Господин ловец желает отобедать? — осведомился вышколенный официант, блестящий от носков ботинок до напомаженных волос, уложенных крутой волной над узким бледным лбом. И лишь одинокий красный прыщ над переносицей кричал о том, что это все же Рывня, а не столица.
— Какое у вас фирменное блюдо? — спросил Рихард, задумчиво скользя взглядом по строчкам меню.
— Устрицы в винном соусе дивно хороши, — сказал официант и, чуть склонившись, добавил. — Мужчинам очень нравится. Мощный афродизиак.
— На женщин действует или на мужчин? — уточнил Рихард.
— На мужчин, разумеется, — ответил тот.
— Тогда без надобности, — сказал он, переворачивая страницу. — О, пироги. С крольчатиной хорошие?
— У нас все хорошие, — обиженно поджал губы официант. — И с бараниной, и с олениной. Хотя,если по правде, с олениной жестковаты. Заходить будете?
— Я у вас поужинаю, — улыбнулся Рихард.
— Столик на вас записать?
Официант вынул из кармана блокнот, но Рихард уже вернулся в экипаж.
— Так чего там хочет Грох? – спросил он у своего усатого спутника. — Мы с ним рассчитались, претензий я не имею, несмотря на внезапное освещение дела в прессе…
— Вас хочет видеть Мирабелла, — ответил мужик, и то, как он произнес имя хозяйки, заставило Рихарда взглянуть на него внимательнее.
— Она тебя прожует и выплюнет, — сказал он.
Усатый покосился на него и расплылся в мечтательной улыбке. Рихард мысленно выругался и отвернулся к окну. Несмотря на то, что экипаж сделал крюк — далеко не по всем переулкам Рывни можно проехать — до особняка Гроха они добрались быстро.
Рихард прошел по белой дорожке, чувствуя, как хрустят под подошвами ботинок мелкие камешки.
— А Вилмос где? — спросил он у усатого, который шел сзади.
— Укатил в столицу еще вчера.
Рихард кивнул и поднялся по крыльцу.
В холле прибрали: исчезли и осколки, и сломанная вешалка. Обои ободрали подчистую, и пахло свежей шпатлевкой. Только следы от когтей на паркете никуда не делись.
Мирабелла вышла его встречать, и Рихарду пришлось приложить усилия, чтобы не выдать своего удивления. Сегодня на женщине были брюки свободного покроя и тонкая золотистая кофта с длинными рукавами. Светлые волосы она забрала в высокий хвост, а на нос нацепила очки без оправы. Ни оборок, ни макияжа, ни декольте.
— Сегодня вы прекрасны как никогда, — не покривил он душой.
Мирабелла кивнула и пошла в кабинет, не беспокоясь о том, следует ли он за ней. Даже ее походка изменилась: шикарные бедра, мечта Уго, покачивались ровно настолько, насколько необходимо.
Пройдя в кабинет, Рихард опустился на предложенное кивком кресло через стол от Мирабеллы. Дождавшись, когда усатый закроет за ним дверь, женщина подняла на Рихарда глаза и четко спросила:
— Ловец, какого жмыха тут происходит?
Рихард откинулся в кресле, сцепил пальцы в замок, быстро соображая.
— Где собачка? — спросил он.
— Вот именно! — Мирабелла хлопнула по столу раскрытой ладонью. — Где, чтоб тебя жрун разодрал, собачка? Почему я опять получаю чудовище? Я бы поняла, если бы ты не сумел достать навь из Жожо, но мы оба знаем, что это другая псина. Так почему в ней опять жрун?
— Не может быть, — ответил Рихард. — Навь не ходит толпами.
— Миклос! — выкрикнула Мирабелла, и усатый тут же заглянул в кабинет. — Принеси.
В гробовом молчании они дождались, когда усатый явится снова, крепко сжимая спелёнатую, как младенчик, собачку. Она глухо рычала, задрав верхнюю губу и показывая зубы – мелкие, вполне обычные.
— Может, Фифи просто проголодалась, — Рихард встретился взглядом с животным и сразу понял, что ошибся. Тьма была там, медленно выпускала тонкие корешки черного тумана, прорастая, просачиваясь, подчиняя себе…
— Миклос, убери, — дождавшись, пока усач выйдет вместе с собакой, Мирабелла продолжила миролюбивым и мягким тоном, который мог бы обмануть кого угодно, только не ловца. — Я бы могла убить жруна и сама. Он молод, и пока не особо опасен. Серебряная пуля в голову — и прощай, Фифи, или как там вы ее назвали. Дурацкое имя.
— Не хуже чем Жожо.
— Где вы взяли собаку?
— Профессиональный секрет.
— Там есть еще?
— Нет.
— Плохо, — вздохнула Мирабелла. Она сняла очки и устало потерла переносицу. — Мне позарез нужна лысая свиристелка к завтрашнему утру.
Рихард выжидательно молчал.
— Сами расскажете или мне посмотреть вам в глаза? — не выдержал он.
— Вилмос уехал в столицу мириться с женой и тестем, — на одном выдохе произнесла Мирабелла. Она встала, подошла к бару и вынула оттуда ополовиненный графин с виски. Плеснула в стакан, посмотрела на Рихарда, и тот показал два пальца. — Поэтому я договорилась со столичным репортером о большом интервью, которое должно выйти как можно скорее.
— Чтобы подлить огня, — понял Рихард.
— Интервью завтра, выйдет послезавтра, — она подала ему стакан и вернулась в кресло. — Я расскажу там о моей бедной собачке, которую спас доблестный ловец.