Сажусь внутрь, продолжая недоумевать по этому поводу:
— Почему? — спрашиваю у него, когда тот садится за руль.
— Потому что я буду его адвокатом, — спокойно отзывается Давид, и машина срывается с места.
И это должно меня успокоить?!
Впрочем, стоит нам доехать до дома, как мои мысли вновь возвращаются к госпоже Поплавской…
— С возвращением, — улыбается Ян, встречая нас на пороге.
— Я рад, что всё закончилось удачно, — сосредоточенно разглядывая наши лица, произносит Марк.
Смотрю на этих двоих… Совершенно очевидно, что это они помогли Исайе найти меня. И совершенно непонятно, что теперь говорить им по этому поводу.
— Анне нужно прийти в себя. Дайте ей отдохнуть, — Давид ненавязчиво проводит меня в гостиную, намекая, что с объяснениями ему моя помощь не потребуется; в выдумке легенд он — явно мастер.
— Марк, — разворачиваюсь в сторону блондина.
Чувствую, как напрягается рука Давида на моей спине.
Он решил, что я выскажу Марку всё, что думаю по поводу поручения деда?..
— Да? — хакер внимательно смотрит на меня сквозь стёкла дорогих очков.
— Мне нужна вся информация на Поплавскую, прямо сейчас, — произношу чётко, затем разворачиваюсь и ухожу в сторону спальни, — я буду в библиотеке. Принеси всё туда, — не оборачиваясь, заканчиваю раздавать распоряжения и закрываю за собой дверь.
Через час устало тру глаза. Слишком много информации. Но я должна понять, какой будет самая правильная реакция на её поступок… Я должна найти путь, по которому будет не стыдно идти вперёд.
Я должна…отдохнуть.
Откладываю ноутбук и разминаю шею. Серьёзно, это слишком долгий день. Мне нужен отдых. Вот только сна — ни в одном глазу. К тому же у меня слишком неспокойно на душе, так что заснуть можно даже не пытаться.
Мне нужно на что-то переключиться, перестать думать о том, что произошло сегодня. А решение относительно Поплавской я приму завтра. Утро вечера мудренее. Тем более — эта женщина наверняка считает меня мертвой. Ничего страшного не произойдёт, если я побуду в этом отпуске чуть подольше, и не стану пороть горячку с ответным ходом.
Вот только… чем бы заняться, чтоб окончательно умотать себя? Пойти в тренажерный зал — на беговую дорожку? Посмотреть какой-нибудь фильм?
Глаза вдруг сами собой отыскивают знакомый корешок на книжной полке. Что мне сказал Ян? Чтобы я на досуге дочитала сборник Харуки Мураками?..
Почему бы не отвлечь себя двумя заключительными рассказами японского писателя?
Поднимаюсь с кресла и достаю книгу; усаживаюсь поудобнее… и ныряю в мир «Токийских легенд».
— Анна, — Давид аккуратно прикасается к моему плечу, и я открываю глаза.
— Что случилось?.. — тихо протягиваю.
— Вы заснули, — мужчина опускает взгляд на книгу, а затем с мягкой улыбкой добавляет, — на первых страницах?..
— Я перечитывала начало, — поясняю и закрываю сборник; потягиваюсь, с удовольствием отмечая, что желание спать никуда не делось: так что сейчас переберусь в спальню и засну крепким сном.
А всё из-за того, что волнение прошло. Я поняла, что мне нужно делать.
— Так впечатлило? — немного удивленно переспрашивает Давид.
— Скорее удивило, — отвечаю задумчиво, поднимаюсь с кресла, — в этой книге… словно моя жизнь описана. От первого до последнего рассказа. Это даже странно.
— Боюсь предположить, что за ассоциации у вас сработали, — поднимая сборник и бегло пролистывая его, протягивает Давид, — хорошо, если призрак сёрфера — это призрак вашего дедушки, зовущий вас в тот мир, где ему было хорошо… то, например, что для вас «Перекати камень в форме почки»?
— Вы — мой перекати-камень, Давид, — отвечаю ему, прямо глядя в глаза.
— Я? — слегка озадаченно, но также — заинтригованно, переспрашивает мужчина.
— Вы были тем самым элементом, что вечно двигался, меняя своё положение относительно меня, и вечно возвращался — как бы я не пыталась от него избавиться. Благодаря вам я разобралась в себе. Благодаря вам, я поставила точки в тех отношениях, что больше не должны были продолжаться… И, полагаю, вы не отстанете от меня до тех пор, пока я окончательно не разберусь в себе.
— А обезьяна из Синагавы, которая забирала имена людей? Кто она в вашей истории? — с едва заметной улыбкой уточняет Давид через несколько секунд.
— Знаете… недавно Ян сказал мне любопытную вещь, — протягиваю, прислоняясь спиной к стене, — он сказал, что называет меня по имени-отчеству, чтобы я не забывала — чья я дочь… Я задумалась над этим. Родители не обделяли меня своим вниманием; но сейчас, спустя четыре года после их смерти, я не могу вспомнить ни одного яркого момента, когда я ощущала нас… семьёй — если вы понимаете, о чём я. Они всегда были заняты своими делами, не особо посвящали меня в детали, не сильно давили с выбором будущей профессии и вообще — давали столько свободы, сколько было необходимо для того, чтобы я не чувствовала себя стеснённой. Сейчас я понимаю, чем было обусловлено такое отношение. Но тогда… я не чувствовала никакого направления. Не понимала, в какую сторону двигаться. А теперь, спустя годы после их смерти, я узнала, что я — не только дочка, я — внучка. И имя деда в определённых кругах довольно известно. Это имя определённо имело бы на меня влияние и задавало направление, но я была его лишена. Даже не так. Я была лишена права выбрать — нужно ли мне это имя, в принципе.
— Вы хотите сказать, что родители лишили вас этого имени? — внимательно глядя в мои глаза, уточняет Давид.
— Я сейчас не берусь давать моральную оценку их решению, и критиковать их позицию я тоже не стану — дед был трудным человеком. Это даже мне ясно, — обняв себя за плечи, произношу, глядя в пол, — но он не был монстром, — подняв взгляд на Давида, продолжаю, — он не был монстром хотя бы потому, что сумел вырастить вас.
— Ещё недавно вы думали иначе, — замечает Давид, и что-то в его взгляде меняется.
— Вы — не плохие, — качнув головой, отвечаю, — каждый из четвёрки — абсолютно уникален и обладает целым набором достоинств. Я понимаю, почему дед направил вас именно по этому пути — он хотел иметь помощников, способных вовремя отреагировать и отбить удар противника. В то время, когда он взял вас, он только начинал наращивать свою силу. Он вынужден был постоянно сражаться за своё место под солнцем. Он дрался за каждый кирпич, который закладывался в здание компании… Сейчас другое время. Мне не нужно воевать за власть — она уже в моих руках. Да, кто-то может её оспорить, кто-то может подставить меня, оболгать или предать. Но мне чужд путь «акция-реакция». Я хочу дать понять всем акционерам, имеющим отношение к управлению компании, что со мной вообще не нужно играть. Тем более — так. Я хочу отбить у них это желание одним выстрелом, единственной показательной реакцией, которая наглядно продемонстрирует — почему я являюсь главным претендентом на пост генерального директора, и почему этот пост по праву должен принадлежать мне.