— Это не мой мемориал Инго, — говорю я.
— Нет, это мой.
— Но тебя не существует, — проныл я.
— Друг мой, — говорит он, — я же не сомневался в твоем существовании. Я проявлял уважение и дружелюбие. Я пригласил тебя на сцену в совершенно особенный для меня и этой публики вечер. Я бы попросил ответить мне той же любезностью.
Зал меня освистывает. Кто-то бросает помидор, попадает мне в грудь. Откуда у них помидоры, если меня не ожидали? В лоб прилетает камень. Откуда у них камни?
— Прошу, — говорит доппельгангер залу. — Ведь мы не жестокие люди.
— Простите! — доносится из зала злой, истеричный, извиняющийся голос.
— А теперь, друзья мои, у меня есть особый подарок, сюрприз, если угодно, — говорит доппельгангер. — Превью моего сериала на «Нетфликсе» — покадровое воссоздание утраченного шедевра Инго.
— Покадровое? — говорю я.
— Ну разумеется, — говорит доппельгангер.
— Во-первых, это невозможно, даже если ты правда видел фильм.
— Возможно. У меня эйдетическая память.
— Эйдетическая память — это миф. Ее не существует.
— Неужели? Ты сказал: «Инго понимал, что нельзя снять фильм о Незримых, не потеряв саму их… незримость. Он знал: единственный способ показать истину о Незримых в обществе — не показывать их». Я сказал: «То есть его фильм о Незримых не показывает их беду?» Ты сказал: «Показывает только белых, причем в формате непрерывной и запутанной комедии. Обделенные остаются за кадром». Я сказал: «Как и в любом другом фильме». Тогда зал рассмеялся, потом зааплодировал, потом затопал ногами. Ты сказал: «Нет. Инго анимировал Незримых. Просто не снял. Только запомнил их. Забрал их истории с собой в могилу». Я начал: «Видимо…» Ты сказал: «Не видимо! В этом-то и вся суть». Я сказал: «Туше». Ты сказал: «Это я построил его мемориал в Сент-Огастине». Я сказал: «Вот этот?» Здесь я щелкнул пультом в руке, после чего возникла проекция фотографии мемориала Инго. Ты сказал: «Это не мой мемориал Инго». Я сказал: «Нет, это мой». Ты проныл: «Но тебя не существует». Я сказал: «Друг мой, я же не сомневался в твоем существовании. Я проявлял уважение и дружелюбие. Я пригласил тебя на сцену в совершенно особенный для меня и этой публики вечер. Я бы попросил ответить мне той же любезностью». Здесь тебя освистали. Кто-то бросил помидор и попал тебе в грудь. В лоб попали камнем. Я сказал залу: «Прошу, ведь мы не жестокие люди». «Простите!» — ответил кто-то из зала. Я сказал: «А теперь, друзья мои, у меня есть особый подарок, сюрприз, если угодно. Превью моего сериала на „Нетфликсе“ — покадровое воссоздание утраченного шедевра Инго». Ты сказал: «Покадровое?» Я сказал: «Ну разумеется». Ты сказал: «Во-первых, это невозможно, даже если ты правда видел фильм». Я сказал: «Возможно. У меня эйдетическая память». Ты сказал: «Эйдетическая память — это миф. Ее не существует». Я сказал: «Неужели?» И вот, друг мой, мы дошли до этого момента.
— Я сказал не так.
— О, именно так.
— Не так.
— Томми, можешь проиграть запись, пожалуйста?
Из динамиков раздается запись: «Инго понимал, что нельзя снять фильм о Незримых, не потеряв саму их… незримость. Он знал: единственный способ показать истину о Незримых в обществе — не показывать их. То есть его фильм о Незримых не показывает их беду? Показывает только белых, причем в формате непрерывной и запутанной комедии. Обделенные остаются за кадром. Как и в любом другом фильме. [Смех. Аплодисменты. Топот ног.] Нет. Инго анимировал Незримых. Просто не снял. Только запомнил их. Забрал их истории с собой в могилу. Видимо… Не видимо! В этом-то и вся суть. Туше. Это я построил его мемориал в Сент-Огастине. Вот этот? [Щелчок пластмассового устройства.] Это не мой мемориал Инго. Нет, это мой. Но тебя не существует. Друг мой, я же не сомневался в твоем существовании. Я проявлял уважение и дружелюбие. Я пригласил тебя на сцену в совершенно особенный для меня и этой публики вечер. Я бы попросил ответить мне той же любезностью. [Освистывание. Звук попадания помидором по торсу. Звук попадания камнем по лбу.] Прошу, ведь мы не жестокие люди. Простите! А теперь, друзья мои, у меня есть особый подарок, сюрприз, если угодно. Превью моего сериала на „Нетфликсе“ — покадровое воссоздание утраченного шедевра Инго. Покадровое? Конечно же. Во-первых, это невозможно, даже если ты правда видел фильм. Возможно. У меня эйдетическая память. Эйдетическая память — это миф. Ее не существует. Неужели? И вот, друг мой, мы дошли до этого момента. Я сказал не так. О, именно так. Не так. Томми, можешь проиграть запись, пожалуйста?»
Запись выключается.
— Ну вот, — говорит мой доппельгангер.
— Ладно, впечатляет. Хороший трюк.
— Спасибо, друг мой. Теперь можно продолжать мой вечер?
— Да пожалуйста. Мне уже вообще все равно.
— Спасибо, друг мой. Итак, друзья мои, без дальнейших проволочек наслаждайтесь знакомством со скорой премьерой.
Свет гаснет, и на экране позади нас появляется логотип «Нетфликса». Он темнеет и сменяется кадром, где камера летит в черноте глубин космоса, мимо планет и метеоров. Рассказчик начинает глубоким голосом: «В галактике Черный Глаз есть мир под названием Борей-Гефест».
Мы прибываем на планету, объятую пламенем.
Рассказчик: «Сторона, обращенная к солнцу, вечно горит».
Камера огибает планету, чтобы раскрыть темную сторону, покрытую льдом.
Рассказчик: «Противоположная сторона вечно покрыта льдом».
Камера наезжает на планету.
Рассказчик: «Это история Мэдд и Молли, воительниц, обитающих на границе, которые сразятся с армией льда и армией огня, чтобы спасти невинных порабощенных детей своей земли».
Камера останавливается на Мэдд и Молли, двух молодых борее-гефестианских афроамериканках с мечами и пенисами в ножнах; они сосредоточенно склонились над картой.
Глава 60
После этого доппельгангер приглашает меня выпить и обсудить наши разногласия — в надежде, говорит он, что мы придем к консенсусу. Я отклоняю предложение, потому что на сегодня у меня уже есть планы. А именно — проследить за ним до дома, чтобы получить преимущество над этим широко шагающим и далеко идущим самозванцем. Так что мы прощаемся. Он обнимает меня и называет «земляком». Я понимаю, что он обнимает меня как собрата-еврея.
— Я не еврей, — говорю я.
— Ой вей, — говорит он. — Когда-то я был таким же, как ты. Приходи со мной в эту пятницу в Храм актеров. А потом устроим нош
[154] у «Книшионера Гордона», будет небольшой свойский киббиц.
— Мне пора, — отвечаю я, с трудом извлекаясь из его медвежьих объятий. На его черной водолазке осталось пятно от клоунского грима.
— Ладно, друг мой, — говорит он. — Я буду на связи.