Муравечество - читать онлайн книгу. Автор: Чарли Кауфман cтр.№ 101

…я отчаянно вырываюсь из брейнио. Переключатель на шее щелкает, как предохранитель, и я снова с Аббитой.

— Еще не конец, — говорит она. — И не близко. Возвращайся.

— Я больше не могу. Мне не нравится в этой голове.

— Если хочешь, чтобы я вернулась в твои сны, придется пережить весь брейнио до конца. Если нет, я навещу сны какого-нибудь другого новеллизатора. Может, мне напишет новеллизацию Барбосае.

— Хорошая попытка, — говорю я. — Но Барбосае умер. Я проверял.

— Ты тоже. В мое время ты давно умер. Мне просто надо заскочить немного подальше в прошлое, чтобы застать Барбосае живым.

— Нет. Не надо. Я вернусь. Не хочу, чтобы ты покидала мои сны. Без тебя у меня ничего нет.

— Вот именно.

Она тянется к выключателю.

— Погоди! — говорю я.

Рука задерживается у шеи.

— Я не понимаю интонации произведения. Если я буду это писать, надо понимать, чего ты хочешь. В смысле это комедия? Робот-Трамп и все такое?

— Во-первых, он Транк.

— Транк.

— Во-вторых, уверена, интонация станет очевидной, когда ты продолжишь погружаться в лабиринт множества персонажей истории. В-третьих, у тебя нет исторической перспективы, чтобы разобраться во всей полноте, поскольку в твоей временной ветке описанные события еще не произошли. Но отвечая на твой вопрос в самом упрощенном варианте — нет, это не комедия. Это кошмар, от которого мир так и не очнется. Я до сих пор в нем. В мое время нет комедии. Комедию объявили вне закона за жестокость и пренебрежение чужими чувствами. Мы не смеемся над другими людьми, даже над Транком.

— Но он у тебя спит со своей роботизированной версией.

— Даже к этому мы относимся как к печальному, но все же совершенно правдивому историческому событию, со всем подобающим состраданием.

— Так, погоди, хочешь сказать, что «Дисней» правда подарит Трампу — Транку — робота-Транка? В реальности?

— Да, в этой временной ветке, лишь одной из бесконечного числа временных веток. Об этом гласят исторические источники — те, какие есть.

— Те, какие есть?

— Многое погибло во время Великого пожара.

— Можно поподробнее?

— Я и так сказала слишком много. Продолжим?

Я киваю. Аббита тянется к переключателю.

И как только реально огромная пасть монстра готовится в меня вцепиться, я просыпаюсь. Тяжело дышу. Целую минуту не знаю, где я, но узнаю золотые шторы, золотую простыню, золотое изголовье, золотой пол, золотистого ретривера, золотую рыбку, подписанную фотографию Голди Хоун. Я в целости и сохранности в жилье Транка. Не знаю в каком. Но… а, в золотом президентском люксе королевского дворца Транка в Белом доме. Лежу в обнимку с моей куклой-Транком. Он оборачивается ко мне.

— Плохой сон, мистер Мужик?

— Очень плохой. Снова про кукурузу. Или пшеницу. Снится все время. За мной гонится какой-то монстр.

— Ну, это всего лишь сон, — говорит он. — Всё в порядке.

Хорошо, когда утешают. Хорошо, когда обо мне кто-то заботится, реально заботится, и не потому, что я такой богатый, такой могущественный и такой очаровательный и мужественный, но потому, что видит настоящего меня. Меня, Дональда Дж. Транка.

— Спасибо, — говорю я.

Мы целуемся. Не знаю, как это случилось. Я не гей. Но он — это я, и это настоящий подарок. Он меня понимает. Такое облегчение. Быть президентом Соединенных Штатов очень одиноко. Этого никто не знает. К кому обратиться за утешением? Надо принимать столько решений. Всё на тебе, и поговорить не с кем, потому что люди предают. Все хотят тебя уничтожить. Они завидуют. Они хотят то, что есть у тебя. Приходится быть настороже. Никому не верь, вот моя философия, и она сослужила мне хорошую службу. Я стал очень богат, богаче грез (никогда не понимал это выражение). Я стал президентом Соединенных Штатов. Я трахнул сотни прекрасных женщин — столько, что вы не поверите, если я скажу. Я вырастил трех прекрасных детей. Хотя нет, четырех. Хотя нет, пятерых. Но можно ли им доверять? Вспоминаю «Короля Лира» от Уильяма Шекспира, и хоть пьесу я не читал, зато видел рэп-версию «Дяденька, дай мне яйцо» ^[124] от Лин-Мануэля Миранды в Бедминстерском театре. Причем дирижировал сам Миранда, между прочим, — хоть он и ведет себя так, будто меня ненавидит, хоть билет и стоил больше двух тысяч долларов. Так что я знаю, что там с Лиром. Никому нельзя доверять, когда ты король. Или президент — это то же самое, что и король. Все пытаются отнять твое королевство — твое президентство. Я зачитываю рэп из мюзикла:

— Дуй, ветер, пока не лопнут щеки, / Так Лир фигачит в монологе, / Лей, дождь, мир затопи / и молниями афро мое жги.

— Прекрасно. У тебя отличный певческий голос, — говорит Робот-Я. — Что это за рэп?

— Шекспир, — говорю я. — Я ходил в Уортон — великий институт, все говорят, один из лучших.

— Ты самый умнейший из президентов. У тебя такой IQ, что никто не поверит.

Какое-то мгновение мы просто молча переглядываемся.

— Ты великолепный, — говорю я. — Реально великолепный. Ты в курсе?

— Это ты великолепный, — говорит он в ответ.

И я вижу, что всерьез. Мы опять целуемся. Это на меня непохоже. Я глажу его по щеке. Теплая и резиновая, прямо как у меня.

— Можно потрогать волосы? — спрашиваю я.

— Ага, — говорит он. — Они настоящие. Давай, подергай.

И я дергаю. И вижу, как ему нравится. Любит погрубее? Это я могу. Я и сам это люблю. Даю ему пощечину. Он улыбается и дает в ответ. Потом мы смотрим друг на друга. Сексуальная энергия так и прет. В спальне висит терпкий запах секса — должно быть, от меня, потому что он-то робот. И вдруг я уже на нем, и мы лижемся, лапаем друг друга. Я расстегиваю его президентскую пижаму, а он — мою.

— Так реалистично, — говорим мы оба одновременно и опять целуемся. Скоро уже хватаем друг друга за члены и с силой дергаем, прям как когда пожимают руки. Великий секс, лучший секс. Без гомосятины. Пусть Америка будет великой!

Когда в золотую дверь стучит мой помощник, мы уже оба в костюмах и галстуках и смотрим, как приятные люди на диване рассказывают, какие мы отличные.

— Господин президент, — говорит парень у дверей.

Прыщавый. Кажется, его звать Реджи или еще как-то.

— Вы готовы приступить к своему рабочему дню?

— Никто не знает, как много работает президент, — говорю я своему роботу.

Робот легонько касается моей руки в знак поддержки. Мне нравится, что руки у нас одного и того же размера. Большие.

Мы в Овальном кабинете, который я переделал куда элегантнее. Много золота. Стол, где я работаю, — целиком из восемнадцатикаратного золота, сделан вручную знаменитым итальянцем Маурицио Каттеланом, который делает мне и туалеты. Он очень, очень знаменитый, а делает мне туалеты. Так кто тут знаменитый? Думаю, ответ очевиден.