– Ты стала еще красивее, чем тогда, когда мы в последний раз были вместе.
Она наконец-то широко улыбнулась, забыв о подступающих слезах и удивленно вскинутых бровях.
– И ты смеешь разыгрывать джентльмена в разговоре со мной?
– Стараюсь.
– Мне безразличны все эти игры, и ты знаешь об этом.
– Да, знаю, – кивнул Доминик. Надин никогда особенно не заботилась о своей внешности и, в отличие от всех остальных француженок, которых он знал, не была кокеткой. – Не хочешь прогуляться?
– Конечно. – Надин подала Доминику руку, и он пристально взглянул на невесту.
Почему между ними повисла такая неловкость? Когда-то они были так близки, как только могут быть близки молодой человек и девушка, которых связывает не любовь, а крепкая дружба. Он хорошо знал Надин, и она никогда не была столь замкнутой. Создавалось ощущение, словно она воздвигла между ними невидимую стену. Или это сделал он сам?
Д’Аршан открыл дверь, выходившую на террасу и в сад за домом. Он улыбнулся дочери и Доминику, и те отправились на прогулку. Надин, казалось, была слишком сосредоточена на дороге, и Доминик внимательно изучал ее классический профиль.
– Я очень рад, что ты дома, – заметил он, остановившись на краю выложенной плиткой террасы и глядя на маленький сад и фонтан, находившиеся за низкими стенами террасы.
Надин выпустила руку Доминика и взглянула ему в глаза:
– Но это не совсем мой дом.
Он коснулся ее щеки.
– Тебе действительно понравилось в Корнуолле?
Она набрала в грудь побольше воздуха.
– Выходит, ты по-прежнему можешь читать мои мысли, как цыган?
– Нет, не могу.
Надин вздрогнула, и их взгляды встретились.
– Раньше я умела чувствовать твои мысли, теперь же я тоже не могу понять, о чем ты думаешь. Я только знаю: с тобой что-то не то – или с нами что-то не то.
Доминик хотел сказать ей, что провел последние полтора года во Франции, занимаясь шпионской деятельностью для Питта. Но он знал, что не должен в этом признаваться. И как же ему следует отреагировать на ее замечание?
– Ты так и не ответила на мой вопрос.
Надин пожала плечами характерным европейским жестом:
– Полагаю, я привыкну к новым обстоятельствам своей жизни, но я всегда буду скучать по моему дому в долине Луары.
– Тебе нужно некоторое время, чтобы прийти в себя и привыкнуть. Только и всего.
Она слабо улыбнулась ему:
– Да, со временем я привыкну к этой новой жизни.
Помолчав, он наконец-то тихо сказал:
– Неужели мы оба изменились так сильно, что стали чужими друг другу?
Слезы наполнили ее глаза.
– Надеюсь, нет! Я люблю тебя, Доминик.
Он знал, что Надин не имела в виду страстные чувства. Доминик потянулся к ней, и она снова оказалась в его объятиях.
– Ты все это время был во Франции? – спросила Надин, спрятав лицо у него на груди.
Доминик напрягся. Ему не хотелось лгать ей.
– Будет лучше, – медленно произнес он, – если мы обсудим будущее, а не прошлое.
Надин подняла на него взгляд:
– Значит, мы не будем говорить о том, что оба вынесли за время разлуки? Прошло два года, Доминик, с тех пор, как мы последний раз виделись.
Его сердце дрогнуло. Доминик вспомнил эту последнюю встречу с Надин – это было на балу, ночью накануне ее отъезда в Париж.
Помнится, тогда они целовались – с чувством, с пылом. На Доминика нахлынула печаль. Какими же чистыми, какими невинными они были! Какими наивными – в ту пору они собирались любить друг друга всю жизнь.
– Есть вещи, которые я не могу обсуждать, даже с тобой.
Надин отстранилась от Доминика и заглянула ему в глаза:
– Тогда могу предположить, что ты пережил очень трудные времена, как и я сама.
– Да, нам обоим удалось пережить два очень тяжелых года. – Доминик взял руку Надин и подержал в своей ладони, жалея, что не может быть честным со своей невестой, – жалея, что не мог быть честным с Джулианной. Но им двигал долг перед государством. И этот долг требовал от него двуличности, осмотрительности и подозрительности. – Это ли не подвиг?
– Ты – один из самых сильных людей, которых я знаю. Мне кажется, ты пережил бы ураганный шторм, даже оказавшись на плоту среди бушующего океана.
Он наконец-то искренне улыбнулся:
– Никто не смог бы пережить такое!
Надин тоже улыбнулась. Они надолго замолчали, внимательно глядя друг на друга.
– Неловкий момент, не так ли? – нарушила молчание Надин.
– Да, согласен.
– Я не такая сильная, как ты, – сказала она.
Доминик сразу встревожился:
– Что это значит? Я вижу, что ты сильно пострадала. Вижу, что ты опечалена.
– Это значит, что я изменилась. Я утратила свое простодушие, Доминик, свою наивность. – Надин больше не улыбалась. – Женщины, на которой ты хотел жениться, больше не существует.
– Нет, – резко бросил он. – Ты существуешь на самом деле – но ты изменилась, точно так же, как и я сам. Я – уже не тот безрассудный мальчик, точно так же, как и ты – уже не та наивная девочка.
– Ты никогда не был безрассудным мальчиком, – тихо заметила Надин. – Ты всегда был молодым человеком чести, гордости, храбрости и долга. И я вижу, что с годами эти качества только усилились, не ослабели.
«Как же она ошибается!» – мрачно подумал он и спросил:
– А знаешь, что не изменилось?
Надин резко дернулась, словно ощутив тревогу.
– Моя преданность.
– Я знала, что именно это ты и скажешь… – Она отпрянула от Доминика.
– И ты встревожена? Я всегда буду заботиться о тебе, всегда буду защищать тебя, если смогу.
– Но? – напрямик спросила Надин.
Он молчал, не желая откровенничать на особенно сокровенную, личную тему.
Надин улыбнулась и ответила за него:
– Но мы – уже не двое беззаботных босоногих ребятишек. Мы – даже не богатая французская наследница и могущественный английский граф, танцующие всю ночь напролет или присутствующие на званом вечере в саду.
Тщательно подбирая слова, Доминик сказал:
– Может быть, мы еще обсудим то, что произошло за последние два года.
– Может быть, и обсудим – в другое время.
У Доминика словно камень с души упал оттого, что сложный разговор можно отложить. Поколебавшись, он произнес: