Филэллин - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Абрамович Юзефович cтр.№ 62

Рядом остановился Фабье.

“Ибрагим-паша в Афинах, – шепнул он, глазами указывая на задремавшего Мосцепанова: мол, ему об этом знать не нужно. – Оставайся на корабле, незачем тебе с нами идти”.

Мне передалась его тревога, но я не понимал, чем Ибрагим-паша страшнее Кутахьи. Если турецкие караулы нас обнаружат, всё его полководческое искусство бесполезно будет в неуправляемом ночном бою среди маквиса или на городских окраинах. В таких схватках всё решают случайность и судьба, а сила в любом случае не на нашей стороне.

“Оставайся, – повторил Фабье. – Мне будет спокойнее”.

Я сказал, что пойду вместе со всеми, и поднялся на ноги. Хотелось еще раз увидеть берега Аттики, прежде чем они скроются во мгле. Впереди серой дымной грядой вставал хребет Колиады. Две тысячи лет назад к его подножию прибило обломки истребленного Фемистоклом персидского флота.

Турецкий флот стоит в Пирее. Когда в одиннадцатом часу вечера оба наши корабля вошли в фалернскую гавань, она была пуста. Обещанные Макрияннисом проводники ждали нас на берегу и фонарем просигналили, что всё в порядке, можно высаживаться.

Мы с Мосцепановым оказались в первой же спущенной на воду шлюпке и вылезли из нее тоже первыми, благо сидели на носу. В море, отражаясь от воды и рассеиваясь в воздухе, слабо брезжил небесный свет, а на суше темень стояла такая, что давила на глазные яблоки. Белели только отложения морской соли на камнях, но за то время, пока мы поднимались на прибрежный откос, из-за туч выглянула союзница турок – луна. Идущая на ущерб, оплывшая по правому краю диска, она грозила неудачей всем предприятиям, начатым в эту ночь.

Прямо перед собой я увидел травяную пустошь, рассеченную дорогой из плит светлого известняка, заеденных по краям землей и травой, как луна – земной тенью. Бледная каменная полоса просматривалась на большее расстояние, чем рельеф раскинувшегося вокруг поля. Казалось, в двух-трех десятках шагов дорога отделяется от земли и дальше идет по воздуху. Еще дальше и много выше мерцали два тускло-красных огонька. Это были сигнальные костры. Защитники Акрополя разожгли их для нас в качестве ориентиров. Они были окружены общим ореолом и горели так высоко и так близко друг к другу, что создавали иллюзию одного небесного тела, раздвоенного оптическим обманом. Мы должны были держать направление по их створу.

Море тут подходит к Афинам ближе, чем где бы то ни было. Днем Акрополь виден из любой точки на берегу. Отсюда Фалер с Ясоном отплыли за золотым руном в Колхиду, Менесфей с Агамемноном – к Трое, Тесей – на Крит. С детства знакомые имена не отзывались ничем, кроме сознания их неуместности в моей нынешней жизни.

Появился Фабье со штабом, адъютантами и православными албанцами-сулиотами из его личной охраны. Все они, как и мы с Мосцепановым, были в азиатских халатах, чтобы случайные свидетели нашего марша приняли нас за турок.

“В древней Элладе самых достойных граждан погребали вдоль дорог. Путники вспоминали о них, когда читали надгробные эпитафии, – подходя к нам, сказал Фабье, приятно удивив меня тем, что раз в такое время он размышляет о таких вещах, значит, мне тоже не о чем беспокоиться. – Если сегодня у нас будут убитые, впоследствии надо перезахоронить их здесь”.

“Мы христиане, – заметил я. – У христиан для покойников есть кладбища”.

“Чем они лучше дорог?” – осведомился он.

“Тем, что земля на них освящена”, – вмешался в разговор Мосцепанов, но не был удостоен ответом.

Фабье достал сделанный Макрияннисом чертеж. Один из его людей поднес к бумаге фонарь, стали уточнять маршрут движения. Все трое были одеты как турки и пересыпали речь турецкими словами. В Александрии греки так не говорят, а мать под влиянием отца избавилась от этой аттической привычки еще до моего рождения.

Луна не исчезала, лишь временами затемнялась проносящимися через нее клоками облачного дыма. В августе, по дороге из Элевсина к Афинам, я не нервничал исключительно по неопытности. При атаке турецкой конницы старик Харон прошел мимо меня, но достаточно близко, чтобы я мог узнать его при новой встрече.

Офицеры начали выстраивать колонну. Мы с Мосцепановым встали вместе с филэллинами и лишь теперь вспомнили о лежавших у него в сумке двух полосах толстой желтой материи; еще в Навплионе нам выдали их вместе с пригоршней булавок, чтоб соорудить на голове подобие тюрбанов. Если какой-нибудь турок заметит нас, наши силуэты не должны вызвать у него подозрений. Я накрутил тюрбан Мосцепанову, он – мне.

Колонна тронулась без звука и продолжала двигаться так же бесшумно. Не слышно было ни разговоров, ни ругани и смеха, ни неизбежного в плотном строю звяканья задевающих друг о друга металлических частей оружия и амуниции. Мосцепанов шел в сапогах, но они у него были обмотаны тряпьем, подковки не звенели по камням. По обеим сторонам дороги волнами катилась гонимая ветром, невесомая от сухости трава.

До Акрополя пять верст. Сгрузить порох предстояло у его северного склона, самого высокого и крутого. С севера Акрополь неприступен, совершить отсюда вылазку тоже невозможно. С этой его стороны турецких окопов нет, караулы не выставляются. Лачуги здешних бедняков – не добыча для квартирьеров, турки тут не показываются.

Слева белесыми пятнами поплыли глухие стены домов. Дохнуло человеческим жильем, в садах ветер зашумел не так, как в соснах у моря, но нигде не мелькнуло ни пятнышка света. Не слышно было и собак. Проводники поручились, что собаки нас туркам точно не выдадут, и не обманули. Почти все псы покинули Афины вместе с хозяевами или сидели с ними на Акрополе, если на пятом месяце осады их там еще не съели. Оставшиеся благоразумно помалкивали, на опыте убедившись, что в оккупированном городе хорошие сторожа погибают первыми – мародеры с ними не церемонятся.

Проводники всё время находились в голове колонны, а Фабье приотстал от них и пошел около меня, рассказывая, что когда-то дорога из Фалерона в Афины проходила через Итонийские ворота.

“Вычитал у Павсания?” – догадался я.

Он игнорировал мой вопрос и продолжал: “Возле этих ворот находилось надгробие амазонки Антиопы. Она полюбила Тесея и предала подруг, когда те осаждали Афины, за это другая амазонка, Мольпадия, убила ее как изменницу, а потом сама была убита Тесеем. Афиняне поставили памятники обеим: Мольпадии – за верность долгу, Антиопе – за силу любви, заставившей им пренебречь. В наше время это невозможно. Жена Макриянниса – турчанка, но представь себе, что какая-нибудь фанатичная соплеменница зарежет ее за измену и заплатит за это жизнью. Разве турки поставят памятник отступнице? Никогда! Как и греки – ее убийце”.

Я хотел сказать ему, что афиняне и их одногрудые противницы поклонялись одним богам, но он уже отошел от меня. Колонна остановилась. Приблизительно треть солдат отделилась от нее и осталась на месте, остальные и филэллины двинулись дальше. Кто-то рядом со мной предположил, что, если турки обнаружат нас и попытаются отрезать от моря, оставшиеся ударят им в тыл. Свои мешки они отдали нам. До этого Мосцепанов шел налегке, его мешок нес Цикурис, но теперь ему пришлось взять чужой.