Эффект Лазаря - читать онлайн книгу. Автор: Елена Радецкая cтр.№ 56

– Как ты живешь? Как питаешься?

– В столовках. Неужели для себя одного стану готовить?

– Сусанка звонит?

– Первое время звонила. Теперь не звонит. Это хорошо, значит, у нее все в порядке.

– Не скучаешь?

– По Сусанке? Упаси бог!

– Никак не пойму, почему ты раньше с ней не развелся? Ты серьезно полагал, что она без тебя умрет с голоду?

– Она развода не давала.

– Ну и что? У вас же не было детей.

– Я подал однажды заявление, а она наглоталась таблеток и стала умирать. «Скорая» откачала. Когда я провожал врача, он сказал, что это была симуляция суицида. А она угрожала, что отравится, если я затею развод.

– Как же ты ее не спросил, почему она так с тобой поступила?

– Спросил. Она сказала, что врач мне набрехал, и неужели я не видел, что он был пьяный? Врач, ясное дело, был трезвый, а она – в полубессознательном состоянии. Но сомнения все равно остались: я видел, как у нее губы синели, как глаза закатывались, потом я был свидетелем, как румянец возвращался, как она оживала. – Костя задумался, притих, потом сказал: – Подозреваю, Сусанка гениальная актриса, вот только почему об этом никто, кроме меня, не знает?

– И ты, зная обо всем, поддавался на шантаж?

– У нее был диагноз. Маниакально-депрессивный синдром называется или что-то в этом роде. То бодра, весела с избытком, потом полный упадок.

– Как же она со своим синдромом в театре работает?

– Разве она одна? И не с такими синдромами работают.

– А муж ее знает о синдроме и обо всем остальном?

– Надеюсь, знает. В общем, пока все складывается хорошо.

– Берегись. Если у нее там не сложится, она может вернуться.

– Для безопасности женюсь. Может, за тобой приударю. Как ты на это смотришь?

– Поздно, Костенька, поздно.

А что, может, сделать ему предложение руки и сердца? Он посмотрел на меня внимательно и печально, потом улыбнулся и говорит:

– Шутка.

По дороге в больничный городок молчим. Говорить не о чем. В горле ком. Наверное, и он вспоминает старое, беззаботные годы, родителей… Первые три дома на улочке дачного городка уничтожены: на месте двух кучи щебня, досок, мятого железа, а вот третий, как в Сестрорецке – одна печка с трубой, окруженная черными горелыми бревнами и досками. Тут накатило, слезы полились, и Костя меня обнял. Он вытирал мне щеки пальцами, и они были жесткими, как дощечки, хоть автослесарем он и не был. Так и стояли мы посреди улицы, которую коснулось разорение. Отозвалось ли тело? Отозвалось! Но чего в этом отзыве было больше – плотского или человечьего, сострадательного? А может, было и то, и другое. От наплыва чувств я пролепетала:

– Конечно, ты мне брат. Больше, чем брат.

Калитка соседского дома сорвана и валяется на дороге. Дом стоит нараспашку. Окна выбиты. Поднимаемся на крыльцо. Под ногами хрустит стекло. Комнаты пусты, сквозняк листает выцветшие страницы тележурнала «Панорама». Кругом пыль и мусор: ленты размотанного бинта, тюбик пены для бритья, зубная щетка, спущенный примятый мяч, ломаные стулья, табуретки, тумбочки. Заметно, что более-менее пристойная мебель вместе с вещами вывезена. Однако признаков присутствия бомжей в доме нет.

Наш дом, что удивительно, не взломан. Ходила по комнатам, смотрела на стеллажи, на тома «Библиотеки Всемирной Литературы», одетые в посеревшие от пыли суперы, на знакомый с детства щербатый эмалированный кувшин и грузинскую черную керамическую вазочку в виде птички, на запущенное хозяйство. Мы провозились большую часть дня, перебирая вещи и книги. Кое-что из тряпья, пыльные стопы газет и журналов пожрал костер, разведенный на краю заросшего бурьяном огорода.

Бумаги и фотографии упаковали в коричневый чемодан середины прошлого века. Сложили в рюкзак несколько памятных вещей и деревянные фигурки, которые вырезал дядя Коля. Чемодан и рюкзак с фигурками вынесли в столярку, дверь закрыли, набрали в заросших клумбах желтых лилий и сходили на кладбище. Потом зарулили в поселок и оставили ключи приятелю дяди Коли, он должен был забрать вещи и инструменты, а книги, Костя договорился, возьмет заведующий местным клубом, где была библиотечка.

В последний раз взглянули на дачу, взяли шмотки, и в конечном итоге приехалиь на Карповку. Костя заявил:

– Я хочу, чтобы архив остался у тебя, чтобы ты разобрала письма и фотографии, все, что стоит того, оставила, остальное уничтожила.

– Но это же ваш личный семейный архив!

– Наш семейный. У меня нет семьи, кроме тебя. Ты разберешься лучше. Ты ж у нас хранитель…

Он ходил по квартире и вдруг спросил:

– А где сова? Картина с совой? – А потом: – Ты по-прежнему одна?

Похоже, он высматривал какое-нибудь барахло, которое свидетельствовало бы о наличии в доме мужчины.

– По-прежнему, – отозвалась я. – А вот тебе следует побыстрее жениться, чтобы жена пришивала пуговицы, кормила, заставляла бриться и родила хотя бы одного ребенка. И чтобы Сусанка забыла к тебе дорогу.

– Об этом надо думать.

– Подумай, пока из тебя песок не посыпался.

Фотографии наших родственников на стене рассматривал, показала ему тети Тасино древо. Расспрашивал о ней и древе. Смотрела на него: один глаз словно прищурен, отчего вид задумчивый и ироничный, красиво очерченные губы сжаты, словно много знает, но никому своих знаний не откроет. Он был похож на дядю Колю. Раньше я на это не обращала внимания, может, сходство пришло с возрастом?

Я сварила сосиски, сварганила овощной салат, сели есть.

– Я знаю, что у дяди Коли была женщина. Почему он на ней не женился, когда тетя Нина умерла?

– Потому что та женщина умерла за год до матери от скоротечного рака.

Вот и разгадка. Тетю Нину он бросить не мог, а потом потерял одну женщину за другой.

– И тетя Нина знала об этой женщине, ведь так?

– К сожалению, знала.

– А ты?

– Класса с седьмого.

Однажды, как сказал Костя, «черт понес» его на Васильевский остров, где девчонки из их школы участвовали в баскетбольных соревнованиях. Была среди них одна, в которую Костя был влюблен и рассчитывал, что после соревнований пойдет ее провожать. Но девчонка вильнула хвостом и убежала с кем-то другим. Костя расстроился и пошел домой пешком, наверное, для того, чтобы выходить обиду.

Смеркалось. На какой-то линии, уже недалеко от Тучкова моста, он увидел в кафе, в большом освещенном окне, парочку за столиком. Они сидели друг против друга в профиль, как на витрине. На столе мороженое в металлических вазочках и светлое вино в бокалах. Но главное, как они смотрели друг на друга. Как смотрели! «Как в кино, в жизни такого не видел», – сказал Костя. Это первое, что его поразило. И только в следующий миг он понял, что это его отец и незнакомая женщина. Он настолько обалдел, что некоторое время простоял перед витриной, как истукан, пялясь на них, а они настолько были поглощены друг другом, что не заметили его.