Любимые - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Хислоп cтр.№ 16

Она включила радио. Голос, который пробивался сквозь треск радиоволн, сообщал плохие вести, но вместе с тем внушал мужество.

– Греки, будьте тверды и несокрушимы. Докажите, что достойны своей страны. Мы видели мужество и триумф нашей армии. Мы честно выполнили долг. Друзья! Пусть Греция хранится в ваших сердцах, пусть вас вдохновит недавняя победа и величие нашей армии. Греция будет жить. Она добьется величия. Братья! Будьте смелы и терпеливы. Не падайте духом. Мы преодолеем трудности. Греки! Помните о родине, гордитесь ею и будьте благородны. Мы показали свою искренность и отвагу.

Танасис вернулся к концу трансляции.

– Вы знаете, где Панос? – спросила у внучек кирия Коралис, поняв, что те обманули ее.

– Нет. – Они переглянулись, изображая удивление.

Очередная трансляция была посвящена указаниям на следующий день. Бесстрастный голос диктора сообщал: приостановят транспорт, гражданам советуют оставаться в своих домах, а солдатам – в казармах. Закроют магазины и школы.

Панос отсутствовал недолго, но вернулся понурый. Впервые он не спорил с братом.

– Нужно делать то, что нам велели, – сказал он. – И ждать, что будет дальше.

Утром 27 апреля по опустевшим улицам промаршировали первые роты солдат.

Весь день Темис казалось, будто она в ловушке. Ей хотелось отыскать Фотини или просто выйти на площадь. Не имея такой возможности, она поднялась по темной лестнице, идущей от их квартиры, и выбралась сквозь тяжелую дверь на крышу дома. Там, словно белые флаги, развевались простыни. Темис отвела их в сторону и пробралась к хлипким металлическим поручням, идущим по периметру крыши. Ее взгляд проследовал по улице Патисион: прямая как стрела, та вела к Акрополю. На расстоянии трех километров виднелся древний храм богини Афины. В этот ясный весенний день Темис казалось, что все хорошо.

Отсюда она не видела нацистского флага, который развевался на легком ветерке. Его установили рядом с Парфеноном. Темис вернулась в квартиру, где бабушка умоляла внуков остаться дома. Они хотели своими глазами посмотреть, что происходит в городе.

– Но там опасно! – воскликнула она. – Всем сказали оставаться по домам! Будь здесь ваш отец…

Пожилая женщина не могла их остановить. В силу молодости и своего любопытства братья желали воочию увидеть трагедию, каждый по своим причинам.

Танасис покинул квартиру первым.

Панос вышел на балкон. Кирия Коралис рассердилась: в последнее время он тайком покуривал, а сейчас бабушка застукала его.

– Агапе му, прошу, не стряхивай пепел на растения, – раздраженно сказала она.

Панос не обратил внимания. Он следил за тем, как старший брат пересекает площадь и исчезает за углом. Юноша не сомневался, что Танасис направился в местную штаб-квартиру ЭОН.

– Панос! – одернула его кирия Коралис, увидев, как внук бросает окурок в цветочный горшок.

– Прости, йайа, – сказал он и поцеловал бабушку в щеку. – Прости, вернусь позже.

Панос выбежал из квартиры и быстро спустился по лестнице. Оказавшись снаружи, он замешкался – стоит ли ему пересекать площадь. Лучше он пройдет до центра переулками, подальше от главной улицы, чтобы не попасться никому на глаза. По пути Панос не встретил ни единой живой души. Город словно вымер. Изредка из открытых окон доносились голоса. В дверных проемах по-прежнему сидели коты. Вскоре и они заметят, что рестораны закрыты.

Юноша шел быстрым шагом, сунув руки в карманы и опустив голову. Добравшись до площади Синтагма, он услышал ритмичные удары, словно молота о наковальню. От этого звука все внутри сжималось. Вдруг Панос понял его источник. В узком просвете переулка, идущего до улицы Академии, он увидел роту солдат в серой форме. Сапоги в унисон стучали по асфальту. Солдаты смотрели прямо перед собой, но Панос вжался в дверной проем, боясь, что его заметят.

Он прошел по параллельной улице, сердце его билось в ритме марша. Наконец появились последние ряды, и Панос добрался до конца улицы, глядя в удаляющиеся спины солдат. Он хотел посмотреть, не идут ли за ними другие. Но поразило его не количество военных и даже не знаки свастики, развешанные по зданиям. Хуже всего то, что на тротуарах стояли греки и радостно махали руками. Вдруг он заметил Танасиса с друзьями. Возле них остановился немецкий офицер и попросил сигарету. Женщины улыбались проходившим солдатам, кто-то размахивал руками с балконов и выкрикивал приветствия.

Паносу стало тошно. На дрожащих ногах он вернулся домой, уже не заботясь о безопасности.

Такое проявление доброго согласия между Грецией и Германией внушало Паносу отвращение, но подкрепляло убеждения Танасиса.

– Ты разве слышал выстрелы? – спросил старший брат у Паноса, когда тот вернулся в квартиру. – Разве хоть одному греку причинили вред?

Панос не мог отрицать правоты Танасиса. Однако все знали, что рядом с Парфеноном подняли нацистский флаг, и это глубоко оскорбляло Паноса.

– Война – это не только кровавое поле битвы, – устало сказал юноша. – С турками перестрелки бывали не каждый день, однако мы находились в состоянии войны четыреста лет.

– Что ж, не похоже, что сейчас идет война.

Танасис не уступал. У него накопилась куча «доказательств» того, что Панос не прав, чем он постоянно и докучал брату. Оба были ужасно упрямыми.

В первые дни оккупации Темис регулярно бегала на крышу – убедиться, что Парфенон на месте. Она радовалась, что не видит чужого флага. Школы на время закрыли, и она ужасно соскучилась по Фотини. Связаться с ней Темис не могла, как и возразить бабушке и выйти на улицу в одиночку.

Кирия Коралис проводила все больше времени перед иконостасом, и внуки видели, с каким пылом она крестится, когда сообщают новости. Темис не понимала, зачем бабушка это делает. С каждым днем ситуация ухудшалась, – очевидно, Бог не слышал ее молитв.

Сформировали новое греческое правительство, и Темис ужаснулась самой мысли, что они сотрудничают с оккупантами.

– Нам нужно проявить терпение. – Бабушка пыталась приободрить внуков. – Все будет хорошо, если мы станем делать то, что нам говорят.

– Я не хочу делать то, что мне велят немцы, – возразила Темис.

– Дурочка, не немцы, – сказала Маргарита, – а наш народ. В правительстве греки. Почему ты не хочешь послушать йайа? Ты никогда никого не слушаешь!

– Замолчи, Маргарита, – огрызнулась Темис.

– Просто ты дурочка, вот и все. Всегда такой была.

Маргарита любила повторять, что младшая сестра тронулась умом, когда рухнул дом. Она говорила это в нарочито саркастичной манере и никогда не прислушивалась к мнению Темис.

Ее отказ идти на парад в честь победы немецкой армии встретили с неодобрением.

– Вот же дура, – сказала Маргарита, ткнув сестре пальцем под ребра. – Ты не знаешь, что упускаешь.