Чужая дорога - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Иконникова cтр.№ 57

Аллу я знаю по записям в дневнике Леры. И если она и в корпусе решила взяться за старое и снова начала шпионить за ребятами в пользу педагогов, то не удивительно, что ее приняли именно так. Но думать так мне кажется безнравственным, и я, пользуясь тем, что Тоня уже выспалась и приступила к работе, решаю еще немного поспать.

А когда просыпаюсь, Зоя выплескивает на меня еще одну новость:

– Швабра уехала в Архангельск! Поехала в больницу к Алле. Туранская ей командировку оформила. Никогда бы не подумала, что Павловна может так из-за кого-то переживать. Я думала, в ней нет вообще ничего человеческого. Да, с тамошним директором Светлана Антоновна все-таки созвонилась, но только он не сказал ничего толкового. Хотя нет, сказал – он считает, что у Пронинской нездоровая психика – вроде как, в детских домах нормальных детей и нет. Каково, а? За свою шкуру трясется – их же теперь там проверками замучают.

Заболоцкая звонит мне вечером. Я уже уложила своих карапузов в кроватки и сама устроилась с книжкой в своей постели. Книжка, кстати, как раз оставленная Заболоцкой.

На экране мобильного высветился незнакомый номер.

– Да!

– Варвара Кирилловна? Это Евгения Заболоцкая. Вы мне звонили недавно.

По голосу я бы ее не узнала.

– Да, Евгения Андреевна, я вас слушаю.

Я откладываю книгу.

– Я вас не разбудила? Я еще утром хотела позвонить, но не могла найти бумажку, на которой записала номер вашего телефона. Во время нашего прошлого разговора я неправильно оценила ситуацию. Думаю, вы понимаете, почему я вам звоню.

Я встаю, надеваю теплый халат.

– Вы услышали про Аллу, да?

– Да. Вы извините, мне сейчас трудно говорить. Я до сих пор не могу придти в себя. Как услышала вчера… Знаете, я редко водку пью – предпочитаю сухое красное. А сегодня вино не помогло. Вы не думайте – у меня язык заплетается, но соображаю я еще хорошо. Алка – она странная немного, со своими выкрутасами, но неплохая. Как бы вам объяснить?

– Шпионка? – подсказываю я.

По отношению к лежащей в больнице девочке это звучит грубо, но ничего другого не приходит на ум.

– А-а-а, – тянет Заболоцкая, – вам уже рассказали. Да, она из тех, кто предпочитает быть в хороших отношениях с педагогами, с начальством. Но, как мне кажется, отнюдь не для того, чтобы что-то за это получить. У нас был такой воспитанник – Пончик – так вот он наушничал за еду. За пирожок с капустой или котлету любую тайну мог выдать. А Алла – она за идею. Не понятно говорю? Понимаете, Варя, ей кажется, что это – правильно. Она считает, что воспитатель, педагог имеет право знать, что происходит в среде детей – а иначе как же он сможет ими управлять.

– А у вас в группе, Евгения Андреевна, тоже были такие идейные?

Из трубки доносится какой-то странный звук – то ли кашель, то ли нервный смешок. Должно быть, она выпила не одну рюмку.

– Нет, я иметь штатных осведомителей считала неправильным. В отличии от Натальи Павловны, я предпочитала, чтобы каждый ребенок сам рассказывал именно о своих секретах, а не о чужих. Но, кто знает, может быть, права как раз Дубровина. Я вот сейчас думаю – если бы педагоги в корпусе были в курсе того, что происходит с ребятами, может, с Пронинской было бы все в порядке?

Она, кажется, всхлипывает. Я тактично молчу.

– А ведь я тоже могла ей помочь. Понимаете, Варя? Не именно ей, но вообще нашим, солгинским. Они звонили мне поначалу, писали в «контакте». А я не стала это общение поощрять – отвечала скупо и не всегда. Мне казалось, так будет правильно – так они смогут скорее привыкнуть к своему новому дому, к новым воспитателям. Если бы я знала…

Я сама уже почти реву. Я не знакома с Аллой Пронинской, но это не значит, что мне ее не жаль. Она здешняя, солгинская. И она – ребенок.

– Вы не виноваты, Евгения Андреевна. Вы отвечали за них, когда были их воспитателем. Теперь у вас другие ученики.

Она громко сморкается.

– Варя, вы первый год работаете воспитателем? Я так и подумала. У нас не бывает бывших воспитанников. У тех, кто настоящий воспитатель, не бывает. Я каждого помню, о каждом волнуюсь. А этих бросила. Нет, формально я права. А по-человечески? Я же знала, я чувствовала, как им плохо. Нет бы позвонить или встретиться? Нет, запретила себе – думала, для их же блага стараюсь. Впрочем, Варя, я позвонила не для того, чтобы плакаться перед вами. Я спросить хотела – вы уверены, что то письмо из Солги в областное министерство образования действительно было?

Я не хочу врать.

– Нет, не уверена. Сама я его не читала. Но про письмо в министерстве сказали одному очень серьезному человеку – какой смысл был им врать?

Она хихикает:

– Врать они могли по десятку самых разных причин. Но, ладно, примем версию, что они сказали правду. В прошлый раз я сказала вам, что не считаю нужным возвращаться к той истории. Я изменила свое мнение. Я позвоню подруге и попрошу, чтобы она узнала о письме всё, что сможет – уверена, среди бывших коллег у нее остались друзья. Варя, мы должны найти эту сволочь!

Она пьяна, и есть вероятность, что наутро она и не вспомнит об этом разговоре. Но я почему-то думаю – она не забудет.

Не успеваю я вернуться в кровать после звонка Заболоцкой, как телефон снова дребезжит. Шмыгунь!

Наверно, хочет узнать, что я придумала в отношении Кухаренко. Но ничего нового о наших с ним романтических отношениях я пока сообщить не могу. Торжественный обед назначен на выходные.

Но Настя ни о чем меня не спрашивает – новость сообщает она сама.

– Ты слышала – Андрей вернулся?

– Куда вернулся? – не понимаю я. – Откуда?

– Из Лондона в Архангельск! – выпаливает она. – Так и думала, что ты еще не знаешь. А мне Лида позвонила – ух, она и злющая! Она же летом к нему в Англию собиралась. Не знаю, правда, на какие шиши – наверно, думала, что он оплатит перелет. А он взял и сам нарисовался. О причинах не спрашивай – он не очень-то рассказывает. То есть, я-то вообще с ним не разговаривала, но даже Лида, кажется, ничего толком не знает. Он говорит, что у него хандра от лондонского тумана. Лида считает, что это глупость. А я вполне могу его понять. Я однажды была в Индии в сезон дождей – думала, с ума сойду. Но даже если дело не в этом, и у него какие-то проблемы на работе, он вовсе не обязан о них сообщать. Бывает же такое – не смог влиться в коллектив. Англичане такие своеобразные. А может, ему просто работать надоело. Или понял, что журналистика – это не его.

– А тебе самой еще не надоело?

– Работать? – уточняет она. – Как ни странно, но нет. Хотя я же не тружусь с восьми до восьми. Я работаю часа три в день. Да и то не каждый день. Кстати, я о русской классике за этот месяц узнала больше, чем за два года магистратуры. Между прочим, очень занимательно. А ты слышала, что некоторые исследователи считают, что сказку «Конек-Горбунок» написал не Ершов, а Пушкин?