Сиплым голосом я попросила Лею оставить меня. Слава Артемиде, она сразу послушалась и не увидела моего состояния. Выть хотелось! Или хотя бы разрыдаться. Но слез не было. Только боль, перед которой любая физическая – ничто! Она сдавливала горло и, не в силах найти выхода, выжигала все внутри, самую душу. Я могла лишь закрыть лицо руками и тихо подвывать.
Прошло не меньше четверти часа, прежде чем я смогла взять себя в руки. Я поняла одно: жизнь ушла. Остались только боль и опустошение.
Глава 35.
Первое, что я сделала после ночи "Алых Мечей", это заказала саркофаг и себе тоже. Мастерицы, конечно, посмотрели на меня, как на ненормальную, но перечить никто не решился. Мой заказ выполнили.
Тоска и боль не отпускали ни на минуту, хотя я честно пыталась вернуться к жизни. Я нужна была Фермоскире и, прежде всего, Пансифилее. Девушке предстояло научиться править. Я помогала ей, старалась изо всех сил. И получалось. Я исправно несла обязанности полемархи и не только, удачно проводила военные походы и вела дела внутри города, но радость ушла из моей жизни.
Черному ястребу подрезали крылья, лишили неба. Только Лея и удерживала меня. В конце-концов она была мне как дочь. Я любила ее так же, как и ее мать. Но…
Лею очень волновало мое состояние. Не раз и не два мы с ней разговаривали на эту тему.
– Мелета, зачем ты так себя мучаешь? – в который уж раз вопрошала она, садясь рядом и обнимая. – Ты словно здесь и одновременно не здесь. Будто отрешилась от мира.
– Это мой путь, Лея, – мягко отвечала я.
– Я знаю, как сильно ты любила маму. Даже вернулась ради нее из страны мертвых. Но сейчас это уже похоже на безумие! Со дня ее смерти уже годы прошли, а ты продолжаешь носить траур. Прошу, оглянись на мир живых, возьми кого-нибудь в свою постель. Живи!
– Ты не понимаешь, о чем просишь! – холодно ответила я. – Вот уже больше двадцати лет я обладаю лишь подобием человеческой жизни.
– Я слышала, что ты изменилась, когда вернулась из плена, – осторожно согласилась Пенсифилея.
– О, да! Настолько, что время и смерть обходят меня стороной, – хмыкнула я.
– Я знаю, что со дня своего возвращения ты не состарилась ни на день. Но разве не это ли благодать Артемиды?
– Не всегда. Сейчас я, наверное, хотела бы умереть…
– Мелета! – едва ли не вскрикнула Лея, бросаясь мне на шею. – Я хочу, чтобы ты жила и была счастлива! Да, ты очень любила мою мать, но, возможно, есть еще кто-то, кого ты можешь полюбить?
– Нет, это невозможно, Лея.
Так прошло шесть лет. Я честно выполняла свой долг, помогала царице. У той уже подрастала дочь. С ее рождением я поняла, что выполнила миссию, которую сама на себя возложила. Пенсифилея стала настоящей царицей. Наконец-то! Оказывается, я так ждала этого! Теперь можно будет оставить свой пост, уйти. Я и не понимала до конца как истерзалась, и как мне нужен покой.
Каждый день я бывала в склепе, где стоял саркофаг Калисто. Вот и сегодня… Погладив ладонью холодный мрамор, я прошептала:
– Скоро!
В этот же день я приказала установить сюда еще один саркофаг, потом отправилась поговорить со Священной, и только затем нашла Лею.
После стандартных приветствий, я сказала, приступая непосредственно к делу:
– Я хочу, чтобы ты отдала титул полемархи дочери Антиссы. Она умна и отличный воин – она справиться.
– Но… почему? – опешила Лея.
– Все эти годы я старалась, чтобы ты стала хорошей царицей, способной править разумно и дальновидно. Мне не хотелось на первых порах оставлять тебя без поддержки. Но теперь, я думаю, моя миссия завершена. Ты в полной мере осознаешь груз и ответственность царской власти, и способна их нести. Фермоскира будет процветать. А я… я, наконец, могу уйти на покой.
– Я не понимаю тебя, Мелета, – покачала головой Лея. Теперь она выглядела встревоженной.
– Завтра вечером я умру для этого мира.
– Как?
Я сделала ей знак успокоиться и продолжила:
– Я существо, которое имеет не так уж много общего с человеком. Я не знаю степени своего бессмертия, но и жить уже нет сил. Завтра я погружусь в сон, похожий на смерть. Он может длиться веками.
– И ты можешь ожить… потом? – осторожно спросила Лея, когда первый шок от услышанного прошел.
– Наверняка. Но, честно говоря, этот вопрос меня мало заботит.
Пенсифилея вздохнула и, пряча глаза, спросила:
– Ты твердо решила так поступить, ведь так?
– Да, моя радость. И ни в коем случае не вини себя ни в чем. Я тебя очень люблю и всегда считала своей дочерью тоже, но у меня больше нет сил.
– Смерть мамы утянула с собой и твою душу.
Много раз я задавалась вопросом, понимает ли Лея мое состояние. И эта фраза доказала – понимает. Даже я не сказала бы лучше. Да, моя душа ушла с Калисто, оставив мне лишь пустоту и боль.
Лея больше не предпринимала никаких попыток меня отговорить. Понимала, что бесполезно. А я продолжила:
– Для меня уже подготовили саркофаг. Надеюсь, ты не против, если я разделю склеп с Калисто?
– Конечно нет. Возражать было бы кощунственно.
– Хорошо. Я уйду с послезавтрашним рассветом. Я кое-что рассказала Священной, она поможет объяснить все Фермоскире.
* * *
Все случилось, как и задумывалось. Едва небо на востоке заалело, я спустилась в склеп. Пенсифилея меня сопровождала. Я не могла отказать ей в этой просьбе. По пути я давала последние советы:
– Распорядись, чтобы никто не тревожил склеп, и запри его тщательно.
– Хорошо. Никто не нарушит твоего покоя.
– Но, прежде чем уйти, я вот что тебе скажу: если когда-нибудь тебе или твоим потомкам понадобиться моя помощь, если Фермоскире будет угрожать серьезная опасность – разбуди меня, открой крышку саркофага. Но, предупреждаю, будь осторожна, ибо, проснувшись, я буду голодна, и мне потребуется кровь. Запомни и передай это своей дочери. В самой безнадежной ситуации я проснусь, чтобы помочь.
– Спасибо.
– А теперь прощай. Правь мудро!
Я поцеловала Пансифилею, и улеглась в саркофаг, без труда задвинув за собой тяжелую мраморную крышку. Краем уха я слышала, как закрывается дверь склепа, но думать об этом уже не приходилось. Я проваливалась в сон… Сон, похожий на смерть, в котором нет ни времени, ни боли, ни горечи… Мне казалось, что я погружаюсь все глубже и глубже, где даже жажды нет. Каким-то уголком сознания я понимала, что все процессы в моем организме замедлились до необходимого минимума, а сердце бьется не чаще пяти ударов в минуту. Покой…
Глава 36.
Крышка саркофага как-то уж очень стремительно сдвинулась. Свет… Горящий факел светит в лицо. Кто-то склонился надо мной.