Несмотря на отличия в классификации, теории Шведера, Хайдта и Фиска одинаково понимают механизмы нравственного чувства. Ни одно общество не определяет добродетели и прегрешения, основываясь на золотом правиле или категорическом императиве. Напротив, мораль определяется через соблюдение или же ли попрание одной из этих реляционных моделей (этик, оснований): предательство, эксплуатация или измена союзу, осквернение себя или своей общины, отрицание или оскорбление законной власти, неспровоцированное причинение вреда, отказ платить по счетам, растрата или злоупотребление привилегиями.
~
Задача таких систематизаций — не рассортировать общества по категориям, но обеспечить разговор о социальных нормах необходимым языком
[1817]. Этот язык должен выявлять общие паттерны, лежащие в основе различия культур и эпох (включая эпоху спада насилия), и предсказывать реакцию людей на нарушение господствующих норм, в том числе их нездоровую склонность к моральному расщеплению.
Некоторые социальные нормы — это просто решения для координационных игр, например правостороннее движение, использование бумажных денег и язык общения
[1818]. Но у большинства норм есть нравственное содержание. Каждая нагруженная моральным смыслом норма — это своего рода ниша, вмещающая реляционную модель, одну или несколько социальных ролей (родитель, ребенок, учитель, студент, муж, жена, начальник, подчиненный, клиент, сосед, незнакомец), контекст (дом, улица, школа, место работы) и ресурс (еда, деньги, земля, помещение, время, совет, секс, труд). Быть социально компетентным представителем своей культуры — значит усвоить огромное количество таких норм.
Возьмем, к примеру, дружбу. Близкие друзья взаимодействуют, опираясь на модель общинного распределения. Они с удовольствием делятся едой на вечеринках и делают друг другу одолжения, не высчитывая, кто, кому и сколько должен. Но они принимают во внимание и особые обстоятельства, требующие применения другой реляционной модели. Например, друзья работают над задачей, в которой один из них — мастер своего дела и руководит действиями другого (распределение на основе авторитета), в складчину оплачивают бензин, путешествуя вместе (соблюдение равенства), или заключают сделку купли-продажи автомобиля согласно его рыночной стоимости (рыночная оценка).
Нарушения реляционных моделей с моральной точки зрения воспринимаются как откровенно недопустимые. В рамках модели общинного распределения, которая, как правило, управляет дружбой, скупец и скряга будет считаться нарушителем. В рамках особого случая соблюдения равенства, касающегося оплаты бензина в путешествии, нарушением будет отказ внести свою долю. Соблюдение равенства в условиях продолжительных взаимоотношений позволяет вести подсчеты довольно небрежно: вспомните, как владельцы ранчо в округе Шаста компенсируют причиненный ущерб примерно равными одолжениями и прощают мелкие убытки
[1819]. Рыночная оценка и другие рационально-правовые модели не столь снисходительны. Клиент, не оплативший ужин в дорогом ресторане, не может рассчитывать, что владелец ресторана разрешит принести деньги когда-нибудь потом или вообще спустит это ему с рук. Скорее всего, ресторатор позвонит в полицию.
Когда человек нарушает правила реляционной модели, которые должен соблюдать по умолчанию, окружающие считают его паразитом или обманщиком и обрушивают на его голову моралистический гнев. Но, когда человек использует одну реляционную модель применительно к ресурсу, который обычно распределяется в рамках другой, в игру вступает иная психология, ведь он не столько нарушил правила, сколько «не понял» их. Реакция может варьировать от замешательства, смущения и неловкости до шока, обиды и ярости
[1820]. Представьте, например, как посетитель ресторана благодарит шеф-повара за приятный вечер и приглашает его в свою очередь как-нибудь заглянуть на обед (трактуя взаимодействие в рамках рыночной оценки, как если бы это было общинное распределение). Или напротив, представьте реакцию хозяев вечеринки (общинное распределение), если гость вытащит кошелек и предложит заплатить им за ужин (рыночная оценка) или если хозяин попросит гостя помыть кастрюли, пока он сам приляжет отдохнуть перед телевизором (соблюдение равенства). Или, например, гость предлагает хозяину купить у него машину, а затем заламывает цену выше рыночной, или того пуще — хозяин предлагает присутствующим парам на полчасика обменяться партнерами и заняться сексом в завершение вечеринки.
Эмоциональная реакция на реляционное несовпадение зависит от того, случайное оно или намеренное, от того, какие модели меняются местами, и от природы ресурса. Психолог Филип Тетлок предположил, что психология табу — реакция ярости в ответ на озвучивание определенных мыслей — вступает в игру, когда дело касается ресурсов, считающихся священными
[1821]. Священную ценность нельзя обменять ни на что другое. Священные ресурсы, как правило, распределяются в рамках примитивных моделей общинности и власти, а реакция табу возникает в ответ на обращение с ними с позиции более развитых моделей соблюдения равенства или рыночной оценки. Если некто предлагает купить у вас ребенка (внезапно выставляя отношения общинного распределения в свете рыночной оценки), вы не будете обсуждать цену, но будете оскорблены самой мыслью об этом. То же самое случится, если вам предложат продать дорогой вам подарок или фамильную драгоценность или за определенную сумму предать друга, супруга или страну. Тетлок просил студентов сформулировать аргументы «за» и «против» свободной продажи священных ресурсов наподобие избирательных голосов, воинской обязанности, мест в жюри присяжных, донорских органов или детей, отдаваемых на усыновление, и выяснил, что большинство опрашиваемых не приводят убедительных аргументов «против» (например, что бедняки, попав в отчаянное положение, будут продавать свои органы), а возмущаются самой постановкой вопроса. Типичные «аргументы» в этом случае: «Это бесчеловечно, унизительно и неприемлемо» и «Да что же за люди мы тогда будем?».
Психологию табу не назовешь полностью иррациональной
[1822]. Чтобы поддерживать важные для нас отношения, недостаточно говорить и делать правильные вещи. Нужно еще и демонстрировать, что у нас есть сердце, что мы не взвешиваем плюсы и минусы, раздумывая, не продать ли тех, кто нам доверяет. Если вы не отвечаете возмущенным отказом на непристойное предложение, вы открываете миру ужасную правду: вы не понимаете, что значит быть настоящим родителем, супругом или гражданином. Понимать такие вещи — значит усвоить культурную норму, которая приписывает простейшей реляционной модели священную ценность.