Мы снова побежали сквозь деревья и время от времени слышали, как пролетал вертолет, но звук был тише, так как нас скрывали плотные кроны деревьев. Меня удивляло, что я все еще могла бежать. В школе на физкультуре меня до последнего не выбирали для игры в нетбол
[42], так как я неловко топталась и уклонялась, если мяч пролетал рядом со мной. Но мое тело каким-то образом отыскало внутренний резерв. Меня подгоняли страх и отчаяние, заставляя ноги снова и снова подниматься и опускаться.
Мы, вероятно, бежали уже час, а может, и больше. Наконец наш темп замедлился. Дождь прекратился, предрассветные лучи отбрасывали тусклый свет на траву и деревья.
Я осмотрела окрестности. Как знать, где мы находимся? Судя по отсутствию акцента у охранников того здания, мы до сих пор в Англии. Но вот где именно – загадка. Нас окружал лес. Города, цивилизация и, что важнее всего, помощь могли быть в сотне километров отсюда. Я вспомнила официальное разрешение премьер-министра, которое показала мне Анита, и у меня скрутило живот. О какой помощи я думала? Кто нам поможет?
Ной взобрался на невысокий холм и, очевидно, что-то заметил. Я бросилась к нему, пытаясь понять, где мы. С вершины холма открывался хороший обзор, и мы увидели, что нас окружает океан деревьев. У меня сжалось сердце.
Ной показал на небольшое скопление камней. Оказалось, это был импровизированный вход в маленькую пещеру. Это не помощь и не еда, но все же укрытие. Я не чувствовала ног, будто потаскала свинцовые чурки, и постоянно спотыкалась, а легкие были готовы взорваться. Отдых был просто необходим. А после мы сможем решить, что делать дальше.
Мы забрались внутрь и осмотрели пещеру – пойдет. Она оказалась больше, чем нам показалось сначала. Внутри было сухо даже после вызванной нами грозы. Я привалилась к стене, позволив усталости овладеть моим телом. Все болело. Ной рухнул напротив. Мы сидели и смотрели друг на друга, переводя дыхание.
– Нам можно говорить друг с другом? – прикрыв глаза, спросила я.
Он поморщился:
– Не знаю. Я не уверен в том, как это работает. Продумываю все по мере необходимости.
Я ободряюще улыбнулась ему:
– Твои догадки завели нас довольно далеко.
Он посмотрел на землю:
– Вероятно, недостаточно далеко.
Мне очень хотелось подойти и обнять его, ощутить, как его руки обхватывают меня и дарят успокоение. Но знала, что не могла этого сделать. Даже сама мысль об этом могла быть опасной.
Почувствовав мое огорчение, Ной через силу улыбнулся:
– Поверить не могу, что мы сбежали. Мы правда это сделали?
Я кивнула:
– До сих пор жду, что очнусь от ночного кошмара.
Его улыбка испарилась.
– Я знал, что наши отношения особенные, – сказал Ной, – но не представлял…
Мои глаза наполнились слезами:
– Ной, что мы будем делать?
Он откинул голову на камень и закрыл глаза:
– Не знаю. Лишь осознавал, несмотря на то что произойдет дальше, что мне нужно провести с тобой побольше времени. Мне не хотелось, чтобы все закончилось вот так.
По моей щеке скатилась слеза. Мокрая одежда прилипла к телу.
Когда я закрывала глаза, то представляла себе две жизни. Жизнь, в которой мы с Ноем вместе. Но постоянно убегаем и оглядываемся без возможности поцеловаться или даже прикоснуться друг к другу, зная, что если поддадимся импульсам, хоть на мгновение потеряем контроль, то могут погибнуть люди. Переживет ли наша любовь такое? Этого ли мы хотели? Какой смысл иметь родственную душу, если вы не можете жить, как влюбленная парочка?
Валяться в постели воскресным утром, целоваться, возвращаясь домой с работы, предвкушать, когда он поцелуями коснется твоей кожи, или просто просиживать вечерами на диване, смотря ерунду по телевизору, переплетаясь телами и источая довольство и любовь из каждой поры.
Но была еще одна жизнь. Та, что ждала меня, если мы расстанемся. Где я буду проводить в агонии каждый день, зная, что повстречала свою половинку, с которой не могу быть рядом, и стараясь дарить любовь тому, с кем не должна быть, постоянно думая о Ное, задаваясь вопросом, где он, чем занимается, смог ли он создать обычную «фальшивую» версию любви, всегда чувствуя себя неполноценной, всегда нося в себе эту пустоту.
Что выбрать?
Ничего. Слово «выбор» подразумевало, что у тебя есть два желания, из которых можно выбрать лишь одно. А мне не хотелось ни того ни другого. Обе жизни, скорее всего, будут каждый день приносить боль.
Я откинула голову на шероховатую стену пещеры и вздохнула.
Ной впился в меня взглядом, его глаза слезились и были наполнены усталостью.
– О чем ты думаешь? – спросил он, в его голосе отразилось беспокойство.
Я заговорила, даже не осознавая, что именно скажу:
– Мы никогда не сможем быть вместе.
Как только слова вылетели из моего рта, я поняла, что это правда. Но не для моего сердца. Оно разрывалось.
Ной скорчился:
– Поппи, не говори так! Мы далеко зашли.
И сможем разобраться, как нам быть вместе, при этом не навредить людям.
Я покачала головой:
– Я не могу. Мы заслуживаем гораздо большего, Ной. И ты это знаешь.
– Так ты просто откажешься от нас?
Его слова жалили.
– Ты знаешь, что я не это имела в виду. Но подумай. Мы действительно сможем прожить до конца наших дней, никогда не держась за руки? Никогда не целуясь? Никогда не занимаясь любовью? Сможем ли мы пожениться? Вряд ли, ведь мы не продержимся всю церемонию. Не сможем иметь детей. Это уничтожит нас, Ной. Ты это знаешь. А наши отношения настолько особенные, что мне бы не хотелось разрушать их. Не хочу смотреть, как мы развалимся на куски.
Я заметила, как по щеке Ноя потекла слеза, и от этого зарыдала еще больше.
– Вспомни наш разговор в отеле. Любовь не должна быть запретной. Это чувство должно быть легким. И мне не хочется, чтобы наша любовь прорывалась сквозь барьеры. Она должна быть такой, какой была изначально, даже если это сохранится лишь в моей памяти.
И тут Ной встал и устремился ко мне. Обнял меня и уткнулся в мое плечо. Он плакал.
– Нельзя, – сказала я. – Они смогут найти нас, если мы будем прикасаться друг к другу.
– Тогда пусть найдут, – его голос звучал неестественно. – Ты права, Поппи. Хоть это ненавистно мне и пугает, но ты права. Я не могу быть и с тобой, и без тебя. Но я хочу запомнить нас именно такими. Идеальными. Молодыми и настолько влюбленными, что мы едва можем сосредоточиться на чем-то еще.