– Из-за денег? Никто и не думал о деньгах, мы всего лишь хотели спасти свою шкуру.
– Не понимаю.
– Неужели? Вроде бы все понятно. – Бабушка явно теряла терпение.
– Унаи, Фелиса пытается объяснить тебе, что у доньи Бланки был роман с доктором Урбиной и тройня появилась от него, а не от ее подлого муженька, – терпеливо пояснил дедушка, словно объясняя, что секс – нечто из той же области, что пчелы и цветы.
«Черт побери, – подумал я. – Так, значит, близнецы не имеют отношения ни к Ортису де Сарате, ни к потомкам Унсуэты!.. Что ж, ни один восемнадцатилетний сопляк не отказался бы от такой родословной и наследства».
– Кому вы отдали этого мальчика, бабушка?
– Одной семье из Исарры.
Так. Наконец какая-то ясность. Указание на то, что моя двоюродная бабушка не повредилась в уме и ее воспоминания – правда.
– А вы не помните их фамилию? – Я подошел к ней ближе и взял за руку.
– Они из Лопиданы, где разводят пчел.
– Где разводят пчел, – повторил я.
– Продавали мед на ярмарках. Очень хорошие люди. Хорошие, добрые люди, и им до смерти хотелось ребенка. Они были соседями первого доктора, и тот по знакомству поставил их в лист ожидания. Доктор Медина иногда отдавал бездетным семьям детей, от которых отказывались матери. А меня ты знаешь, сынок: видеть, слышать, молчать. Заранее ничего не скажешь: иногда жизнь налаживалась, иногда разрушалась.
– А не знаете, парня, случайно, звали не Венансио?
– Понятия не имею. Я оставила крошечного рыженького мальчика на хуторе, надеясь подарить ему лучшую судьбу, чем та, которая ждала его в Витории. Там он долго не протянул бы, уж поверь. Слишком смахивал на доктора Урбину и других его детей. Вся Витория мигом все поняла бы. Раньше люди друг друга знали, не то что сейчас; я когда на анализы езжу, никогошеньки не знаю… – Она грустно вздохнула. – Сынок, а ты точно не хочешь зеленых перцев? Сиксто видеть их не может, говорит, я лью слишком много масла…
Бабушка Фелиса вернулась в настоящее, в котором ориентировалась с большим трудом. У нее дрожал подбородок, и я испугался, что слишком сильно напряг ее мозг. Дедушка выразительно покосился на меня, как только она заговорила о покойном муже.
– А дайте-ка мне и правда пару мешков. Раздам друзьям, и все будут довольны, – сказал я, вставая.
Через полчаса мы возвращались домой, груженные салатом, кабачками, зелеными перцами, а в придачу несколькими килограммами слив, которые я всю жизнь ненавидел. Но в те дни сливовые деревья в Вильяверде сгибались под тяжестью ветвей, обремененных невероятным количеством спелых плодов; по деревне шагу нельзя было ступить, чтобы какой-нибудь сосед не предлагал – если не умолял – взять килограммов двадцать слив, которые вот-вот готовы были превратиться в варенье.
– Ну что, сынок, с пользой сходили? – спросил дед, как только мы вошли в кухню и попытались – без особого успеха – засунуть нашу добычу в холодильник.
– Похоже на то. По крайней мере, теперь у меня есть материалы для продолжения расследования.
– Именно это ты и должен делать. Продолжать расследование. Вот поймаешь этого засранца, и будем мы спать по ночам спокойно. Если позволишь, я еще раз поднимусь наверх, гляну на фотографии и все, что сохранилось после того дела, вдруг еще тебе чем-то помогу, – сказал он, не глядя на меня и делая вид, что под струей воды старательно отмывает от грязи кабачок.
– Конечно. Было бы здорово, если б ты помогал мне и дальше. – Я сглотнул и успокоился. Дедушка не любил проявления нежности, но, видя внука таким озабоченным, вряд ли чувствовал себя в своей тарелке.
Я возвращался в Виторию в хорошем настроении, которое не испытывал уже давно. Я был доволен, взволнован, мне не терпелось поскорее добраться до Лакуа и про все рассказать Эстибалис.
Не было еще и полудня, когда я вошел в свой кабинет, где меня поджидала напарница.
– Как день рождения, Унаи? Вчера я ничего тебе не сказала; я не хотела…
– Выражать соболезнования, что мне сорок и я наконец-то попал в чертов список. Все прошло спокойно, как мне и хотелось: праздновали с дедом в Вильяверде. Было просто супер. Почему ты нервничаешь? – спросил я, заметив, что она теребит колено.
– Осталось полчаса до времени икс, когда Тасио должен вернуться в тюрьму. Все газеты страны, не говоря о международных, толпятся на входе в Сабалью. Репортажи будут транслировать в прямой эфир через «Твиттер».
– У нас появился новый хэштег? – спросил я.
– Ах да, конечно! И не один, а несколько: #Tasioentra, #Tasiodalacara
[58], #Tasiomissing… Любопытно узнать, появится ли он на этот раз в своем истинном виде.
– Ничего особенного он собой не представляет. Серьезно.
– Псих в чистом виде. – Она подмигнула.
Кивнув, я улыбнулся. Самый обычный рабочий день. Возможно, мы с Эсти постепенно придем в себя после пережитого.
– Я очень продвинулся благодаря свидетелю, о котором раньше и подумать не мог. Садись, а то упадешь.
– Ну, говори.
– Ты ведь знаешь, что у меня есть столетняя двоюродная бабушка, верно?
– Это которая никогда не болеет?
– Она самая. Двоюродная бабушка Фелиса. Сестра моей родной бабушки, золовка дедушки. Она была медсестрой до самой пенсии, много десятилетий работала в Витории в одной из клиник.
– Пока все понятно.
– А если я тебе скажу, что история о рыжем парне, которого избили близнецы – чистая правда?
– То есть у близнецов есть еще и третий брат?
– Именно.
Эсти заплела волосы в хвост и теребила его в руке, готовая слушать дальше.
– Тебе придется нарисовать мне схему. Иначе боюсь, что запутаюсь.
– В начале семидесятых, как раз когда родились близнецы, моя двоюродная бабушка была медсестрой при некоем докторе Урбине. Она утверждает, что у того был роман с Бланкой Диас де Антоньяна, матерью близнецов, и что Хавьер Ортис де Сарате, промышленник, был опасным типом и бил свою жену. Бабушка присутствовала при родах, когда появились близнецы, похожие на мать, как видно из газетных вырезок, а также третий ребенок, рыжий, как доктор Урбина. Бабушка говорит, что третьего она отдала некоей семье из Исарры. Об этом ее попросили мать младенца и доктор Урбина.
– Так и сказала – Исарра?
– Именно. Таким образом, у нас два источника, упоминающих об одной и той же деревне. Знаю, что доверять совпадениям следует с большой осторожностью, этот урок я выучил наизусть, – подчеркнул я. – Но в этом случае совпадает не только название деревни. Дед рассказал, что Бланка Диас де Антоньяна была в Вильяверде, разыскивала мою двоюродную бабушку вскоре после того, как умер ее супруг. Она уже не боялась, что история выйдет наружу, и лишь хотела узнать, что стало с третьим ребенком. Бабушка назвала ей фамилию семьи, которой передала младенца. Его приемные родители значились в списке очередников на легальное усыновление – их записал предыдущий врач, доктор Медина.