– Но с ними все хорошо? – настаивал Хавьер, не слишком уверенный. – Они какие-то мелкие.
– Это нормально при двойне, к тому же они недоношены, однако все показатели у них в норме.
– Хорошо, – наконец согласился он. – Итак, вы выполнили свой долг, и теперь у меня двое детей.
– Так и есть, дон Хавьер.
«Что же ты теперь собираешься делать?» – подумал – доктор.
– Полагаю, у нас больше нет необходимости видеться, поэтому потрудитесь покинуть мой дом немедленно. Мой шофер доставит вас назад в клинику.
Доктор попятился, силясь улыбнуться, но у него не получалось.
– Не беспокойтесь. Как ни велика ваша машина, не думаю, что она сможет проехать по улицам в такую непогоду.
– Полчаса назад прошли снегоуборочные машины, сейчас снега на дорогах гораздо меньше. Так что вариантов у вас нет не заставляйте меня настаивать. Я отправлюсь вместе с вами.
Альваро бросил взгляд на Бланку и двух малышей, лежавших у нее на груди. Все трое спали, чуждые происходящему.
Он видел их последний раз в жизни.
Неделей позже в разделе происшествий «Диарио Алавес» появилась короткая заметка об исчезновении доктора Альваро Урбины, которого разыскивала безутешная супруга Эмилия Арангурен.
Больше доктора в Витории никто не видел.
На замену ему пригласили врача из Бильбао. Он прибыл через полтора месяца, когда руководство клиники пришло к выводу, что доктор Урбина исчез навсегда.
Новый врач, молоденький и общительный, принадлежал к третьему поколению врачей из респектабельной бискайской семьи. Энергичный, знающий парень. К тому времени, когда имя доктора Урбины на табличке поменяли на имя доктора Гоири, в Витории мало кто помнил об Альваро.
33. Путник
9 августа, вторник
«Это всего лишь сексуальный крючок, ошибочное решение, летняя жара, промах в работе. Только это, и больше ничего. Сегодня же отправлюсь к ней в кабинет и скажу, что никогда больше, никогда больше. Пусть возвращается к родному, тихому мужу без имени, к неведомому сеньору Х», – говорил я себе, проснувшись, как обычно, на рассвете.
Я не переставая думал об одном и том же. Обманывая – себя, притворяясь, что мне все равно, что меня нисколько не беспокоит тот факт, что она спит с другим, принимает душ с другим, покупает продукты и стирает белье для другого, носит кольцо с обетами, которые давала другому.
Я не желаю снова стать невидимым, неслышным, нематериальным, чтобы однажды украдкой забраться в ее постель, заниматься любовью, пока она не устанет, не сделается покорной, не уснет рядом со мной, а я потом вернусь в пустой дом.
Потому что теперь у меня новый статус.
Чертов любовник, имеющий право лишь изредка к ней прикасаться. Но не имеющий права ни на ленивые воскресные завтраки в постели, ни на ужины с друзьями, ни на объятия на последнем сеансе в кинотеатре на улице Сан-Пруденсио.
Я знаю, что не стоило этого делать, что это глупость, но я отправил ей сообщение.
«Ты сегодня бегаешь?»
«Да».
«А где?»
«Какая разница. Скажи, где встречаемся».
«В саду позади дворца Унсуэты: кованые ворота сбоку открыты», – написал я и, увидев смайлик с поднятым большим пальцем, кинулся в душ, оделся и поспешно сбежал вниз по лестнице.
Когда я прибыл в условленное место, Альба меня уже ждала: тень со сложенными на груди руками, стоящая возле изгороди, окаймляющей поместье. Было заметно, что она не в лучшем расположении духа.
– Чего ты хочешь? Еще одного торопливого соития? – спросила она, едва я приблизился.
– Это не было торопливым соитием.
– Да ну? А как ты назовешь наше свидание, когда ты заставил меня любоваться городским пейзажем из твоего подъезда, а потом не позволил мне даже подняться и принять душ? Я не собиралась спать с тобой, Унаи. Это не было просьбой о взаимности.
– Не собиралась спать со мной? – яростно воскликнул я. – Раз так, спасибо, что мне хоть что-то перепало, я очень польщен. Скажи, а ты позволишь подняться к тебе домой?
Она побледнела, не зная, что ответить.
– Ну же, Альба. Вперед, давай потрахаемся у тебя в подъезде, который я, кстати, понятия не имею, где находится, а затем ты пригласишь меня к себе, договорились? Лягу в постель с тобой и твоим мужем. Разве он не ждал тебя вчера для утреннего траха?
– Думаешь, что я спала с ним вчера, хотя внутри у меня была твоя сперма? Да ты ничего не понимаешь, Кракен. И ничего не знаешь обо мне и моем браке.
– Не называй меня Кракеном, черт подери. Я устал от имен и прозвищ.
– Ах так? Тогда перестань вести себя как безмозглый моллюск.
– Не тебе меня судить. Это ты замужем. Не играй со мной, Альба. Либо ты со мной, либо нет, я не хочу быть твоим любовником. Это… это унизительно. Я этого не хочу.
– Тогда перестань смотреть на меня так, как смотришь в кабинете! – крикнула она.
– И как же я на тебя, интересно, смотрю?
– Так, что я потом ни о чем другом не могу думать, – гневно прошептала она. – Ни о чем другом.
В ее голосе я уловил нотки бессилия и немного смягчился.
– Я тоже, Альба. – Я вздохнул. – Я тоже не могу ни о чем думать, когда ты на меня смотришь. Не надо нам в это ввязываться, мы не дети. Вокруг люди, я не хочу, чтобы кто-то пострадал.
Чтобы кто-то пострадал…
Какая ирония звучала в моих словах, особенно если б я заранее знал, что будет дальше со всеми, кто имеет отношение к этой истории…
Чтобы кто-то пострадал.
– Я хотел попросить у тебя прощения, – сказал я наконец. – И сказать, что я с радостью готов пригласить тебя к себе.
– Мы опоздаем на работу, – ответила Альба, посмотрев на наручные часики.
– Знаю, все это звучит дико, но… только спать, договорились? Я никогда никого не водил в эту квартиру. Я перебрался туда после того, как овдовел, больше двух лет назад. Хочу, чтобы ты легла со мной в кровать и мы вместе поспали, хотя бы полчаса. Вот чего я действительно хочу, Альба. Ты для меня не трах, понимаешь?
– А ты понимаешь, как я рискую?
– Намного больше, чем я.
Альба помолчала, привалившись к стволу дерева.
– Идем, а то скоро рассветет, – сказала она наконец.
И мы снова побежали к моему дому, но в этот раз поднялись на третий этаж, и я даже не поцеловал ее и не взял за руку. Даже не раздел. В спальне я отвернулся и подождал, пока она разденется, а затем разделся сам. Когда понял, что она легла, тоже нырнул под простыню и обнял ее сзади. И мы уснули, тесно прижавшись друг к другу, пока будильник в моем телефоне не сообщил, что золотые минуты истекают.