– Ладно. Парень как парень. А что по девушке? То же самое? – спросила Эсти.
– Боюсь, что да. Зовут Ирене Мартинес де Сан-Роман. Печальнее всего, что тридцать лет ей исполнилось вчера. Просто не верится: умереть из-за одного дня… Мать то и дело повторяет, что тридцать лет назад ей ускорили роды, потому что младенец был в поперечном положении и больше не мог расти, что на самом деле она должна была родиться пятнадцатого августа, и если бы врачи это учли, она осталась бы жива.
– Чего только не вспомнят родители, когда теряют ребенка, – проговорила Эсти.
На секунду наши с Альбой взгляды пересеклись, и обоих будто ударило током. Затем мы посмотрели на Эстибалис, но та сосредоточилась на отчете, который вручила нам Альба. Эсти не заметила наших мучений. Да и не могла заметить. Как солдат, который ни разу не был в бою. По сравнению с нами она была слишком невинна.
– Ирене договорилась с друзьями посмотреть на спуск Селедона. В полшестого она не явилась, что озадачило ее подруг, которые не переставая названивали ей на мобильный, пытаясь ее найти. Связались с родителями, но те также ничего не знали. К тому времени как новость о новых убийствах распространилась по интернету, родители уже сами собрались идти в полицию. Как и весь город в последнее время, они были напуганы и боялись, что их дочь может оказаться в… Ну, вы понимаете, в списке возможных жертв. Я стараюсь не использовать терминологию, которая мелькает в прессе, СМИ и соцсетях: список приговоренных, обреченных и так далее…
– Та же история: то и дело спрашиваю себя, как устроен человек, похищающий людей двадцати, двадцати пяти, тридцати лет, – сказала Эстибалис.
– А я спрашиваю себя, как случилось так, что все эти люди оказались такими простыми мишенями, – перебил я. – Информации о последних вскрытиях пока нет, но можно утверждать, что ни в одном из этих случаев не было следов борьбы или самообороны. Этот парень – гений, хамелеон, некто, знающий подход к людям и не вызывающий у них подозрений или сомнений.
– Он просто психопат, а ты говоришь о нем так, словно восхищаешься им, – перебила меня Эстибалис.
– Я всего лишь пытаюсь его понять, инспектор Гауна. Поставить себя на место шестерых молодых людей, которые лишились жизни, подпав под его чары.
Эсти бросила на меня виноватый взгляд. Она устала, я тоже устал. Неподходящая ситуация для спора или перепалки.
– Впервые «Твиттер» нам помог, а не наоборот, – сказал я, переступил с ноги на ногу и целую секунду смотрел на Альбу.
Она обеспокоенно покачала головой.
– Ничем он не помог, абсолютно ничем. На фотографиях, просочившихся в сети, весь мир любовался подробностями инсталляции, которые мы хотели скрыть. Например, эгускилорами. Эти убийства породят целую волну неоязыческих гипотез. Эксперты по баскской мифологии уже высказали свое мнение, при том что никто их не спрашивал; телевидение нашло тему, которую можно обсасывать не одну неделю. Это может вызвать опасные прецеденты, и комиссар рассматривает, какие действия мы можем предпринять, чтобы предотвратить дальнейшее распространение этих фотографий; среди прочего, судья Олано объявит их частью текущего расследования. Хотя мы выиграли много часов, если не дней.
– Пока он снова кого-нибудь не убьет, – вмешалась Эстибалис. – В Витории праздники, впереди пять дней чистого хаоса, на улицах толпы народу. Мы же не собираемся объявлять чрезвычайное положение. А дело в итоге может закончиться бойней. Люди испуганы. Какую цель преследует преступник, охотясь на свои жертвы именно в эти дни? Сорвать праздник Белой Богородицы?
– Именно так: он выступает против наших обычаев, против всех наших традиций, против истории города. Этот парень ненавидит все, что связано с Виторией, – отозвался я.
– Тут я с вами согласна, – сказала Альба. – Место преступления вновь связано историей города. Ниша Белой Богородицы относится к XVIII веку. С другой стороны, жертв он, судя по всему, выбирает только по двум критериям – возраст и фамилия. За убийствами не прослеживается личный мотив.
– Это если исключить обстоятельства, связанные с убийством Лидии, подружки близнецов, – сказала Эстибалис, складывая на груди руки. – Или мы снова забываем о главном подозреваемом?
– У нас по-прежнему нет ничего, в чем их можно было бы обвинить, – напомнил я.
– За исключением сожженной пасеки, к которой надо добавить и все остальное, – усмехнулась моя напарница.
– Вы должны добыть что-то еще, и поскорее, – сказала Альба, поднимаясь с кресла с явным намерением закончить встречу. – Так продолжаться не может. Это невозможно. Глаза половины человечества следят за нами. Убийства не должны повториться. Комиссар имеет дело не только с давлением со стороны социальных сетей. Международная пресса пишет лишь об этих двойных убийствах, журналисты будут вести репортажи всю неделю, пока в городе праздники. Вы даже не представляете, как настойчивы бывают «Би-би-си», «Европа пресс» и «Рейтер», когда занимаются каким-то событием… Ладно, идите и поспите хотя бы несколько часов. Завтра очень много дел. Мне нужны от вас стопроцентные оперативность и эффективность. Продвигайтесь по всем начатым линиям расследования – все вместе и каждой в отдельности. Проверяйте их, быть может, вы что-то упустили. Начиная с этой минуты я оцениваю только результаты, а не затраченные усилия. Мы начнем операции предупреждающего характера в исторических зданиях XIX века, при том что это практически вся зона Энсанчи, самые оживленные районы во время праздников.
– Есть еще одно дело, – начал я, несмотря на усталость. – Это линия расследования, к которой я только-только подобрался, но события развиваются таким образом, что я не сразу вынес ее на обсуждение. Этот момент так же хорош или так же плох, как и любой другой.
– Поясните, инспектор Айяла, – сказала Альба, вновь присаживаясь.
Я рассказал о фигурах в Сан-Висентехо и посещении часовни с доном Тибурсио. Когда я произносил вслух «Око Провидения», «герметический брак» или «кара», Альба выразительно поднимала бровь. Эстибалис помрачнела, когда я заговорил о рыжеволосом подмастерье.
– Ничего у тебя нет, – только и сказала моя напарница со скучающим видом. – Единственная связь с этим человеком – Тасио. Разве это не изобличает его еще больше?
– Если б я его обвинял, Тасио не назвал бы мне ни единого имени. Сказал бы, что после стольких лет мало что помнит, и я ничего не мог бы с этим поделать, – пояснил я.
– Ну и каковы твои выводы? – На лице ее отразилось полное непонимание.
– Дон Тибурсио Саэнс де Уртури – масон, возможно, Великий Мастер или Великий Секретарь. Не надо на меня так смотреть; ни от кого не секрет, что в Витории имеется как минимум одна действующая ложа под названием «Мануэль Ирадьер». Несколько десятилетий назад они начали собираться на севере, в поместье Респальдиса, неподалеку от Амуррио.
– Ты пытаешься доказать, что убийца тоже масон?
– Нет, если б он был масоном и принадлежал какой-то ложе, дон Тибурсио об этом знал бы и рассказал мне. Думаю, убийцей может быть ученик, который работал с доном Тибурсио на реставрации. На него повлияли идеи, которые дон Тибурсио вбивал ему в голову, и он изображал их в своих исторических инсталляциях, возможно, чтобы подставить Тасио, который работал в качестве археолога. Сцена преступления, с которой мы уже неоднократно сталкивались, его собственная интерпретация этих символов. То, что мы видим, – его ментальная карта, когнитивная схема, устойчивое изображение картины мира, его проблемы, травмы, черт знает что еще… Не забывай: убийцы отлично умеют подсчитывать затраты и прибыль: каждое их действие имеет смысл, от фирменного знака до модуса операнди. Любые усилия и затраты компенсируются, если он видит желаемый результат.