Будет кровь - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 33

Джаред раскладывает свой стул, садится и выдает вступительный парадидл по барабанам. Несколько человек оглядываются на него, но большинство идут мимо, занятые разговорами о друзьях, планах на сегодняшний вечер, размышлениях, где бы выпить, и очередном деньке, отправившемся на помойку ушедших дней.

До восьми еще полно времени. Обычно около восьми вечера по Бойлстону проезжает полицейский патруль, и кто-то из копов, высунувшись из окна, кричит Джареду, что пора закругляться. Вот тогда он и позвонит Маку. А сейчас надо играть, зарабатывать деньги. Он поправляет хай-хэт и подвесную тарелку, немного подумав, решает добавить ковбелл, потому что сегодня, по всем ощущениям, день как раз для ковбелла.

Джаред с Маком работают на полставки в «Доктор рекордз» на Ньюбери-стрит, но в хороший день Джаред зарабатывает почти столько же уличными концертами. И стучать по барабанам в солнечный день на Бойлстон-стрит уж всяко приятнее, чем сидеть в душном торговом зале и вести долгие разговоры с музыкальными маньяками, ищущими раритеты Дэйва Ван Ронка в записи «Фолкуэйз» или раритеты Дэда на замшелом виниле. Джареду всегда хочется их спросить, где они были, когда ликвидировалась «Тауэр рекордз».

Он учился в Джульярдской школе, которую называл – прости, Кей Кайсер – «Школледжем музыкальных знаний» ^[9]. Продержался там три семестра, но в итоге понял, что это не для него. Преподы требовали, чтобы студенты включали голову и понимали, что делают, но он всегда был убежден, что ритм – друг музыканта, а размышление – враг. Иногда он играет с какой-нибудь группой как приглашенный ударник, когда надо кого-нибудь подменить, но группы его не особенно интересуют. Он никогда не скажет такого вслух (хотя пару раз говорил, когда был сильно пьян), но иногда ему кажется, что и сама музыка – тоже враг. Впрочем, об этом не думаешь, когда ты в ударе. Когда ловишь драйв. Тогда все теряет значение, и остаются только барабаны. Только ритм.

Он начинает потихонечку разогреваться, пока только вполсилы, в медленном темпе, без ковбелла, без тома и без римшотов, не особо печалясь, что Волшебная Шляпа остается пустой, не считая двух его собственных смятых долларов и четвертака, брошенного (с презрительной миной) каким-то мальчишкой на скейте. Торопиться не надо. Всему свое время. Как и предвкушение радостей осенних бостонских выходных, предвкушение драйва – это уже половина веселья. Может быть, даже больше, чем половина.

Дженис Халлидей идет домой после семичасовой смены в «Пэйпер энд пейдж», плетется по Бойлстон-стрит, уныло смотрит себе под ноги, вцепившись в сумку двумя руками. Она собирается прогуляться до Фенуэя и там уже сесть на метро. Потому что сейчас ей надо пройтись пешком. Ее парень, с которым они пробыли вместе почти полтора года, только что с ней расстался. Он ее бросил, если говорить как есть. А если сказать еще проще, послал ее на хрен. Послал в современной манере, кинул ей сообщение.

Мы не созданы друг для друга. ☹

И еще одно: Но ты навсегда в моем сердце! ❤

И еще: Друзья навеки, окей? ☺

«Мы не созданы друг для друга» наверняка означает, что он познакомился с какой-то девицей и поедет с ней на выходных собирать яблоки в Нью-Хэмпшир, а потом трахаться в каком-нибудь мотеле. Он не увидит Дженис ни сегодня, ни вообще никогда, в ее модной розовой блузке и красной юбке с запа́хом, разве что можно отправить ему фотографию с подписью: Смотри, что ты теряешь, кусок .

Для нее это стало полной неожиданностью. Вот что бесит сильнее всего. Как будто у тебя перед носом захлопнули дверь, когда ты уже собралась переступить порог. Выходные, которые еще утром представлялись вполне заманчивыми, теперь казались ей входом в медленно вращающуюся пустую бочку, куда она должна заползти. В эту субботу она не работает, но можно попробовать позвонить Мэйбеллин и договориться о том, чтобы выйти в субботу. Хотя бы с утра. В воскресенье магазин закрыт. О воскресенье пока лучше не думать.

– Друзья навеки. Охренеть.

Она обращается к своей сумке, потому что идет, глядя вниз. Она не любит его, никогда не любила, но все равно ей обидно. Ужасно обидно. Он неплохой человек (во всяком случае, ей так казалось), прекрасный любовник, и с ним было, как говорится, прикольно. И вот теперь ей двадцать два, ее бросил парень, и все как-то очень хреново. Кажется, дома было вино. Вечером она напьется и будет плакать. Может быть, ей надо поплакать. В терапевтических целях. Или, может, она включит любимую музыку и будет танцевать. Сама с собой, как поет Билли Айдол. В школе ей нравилось танцевать, и вечерние танцы по пятницам ей тоже нравились. Это было счастливое время. Может быть, ей удастся вернуть хоть немного того ощущения счастья.

Нет, размышляет она, от этой музыки – и от этих воспоминаний – ей станет еще хуже. Школа давным-давно закончилась. Это реальный мир, где парни бросают тебя безо всякого предупреждения.

Впереди кто-то играет на барабанах.

Чарлз Кранц – для друзей просто Чак – шагает по Бойлстон-стрит, облаченный в бухгалтерские доспехи: серый костюм, синий галстук, белая рубашка. Его черные туфли от «Сэмюэл Виндзор» достаточно скромные, но крепкие и добротные. В руке – портфель. Рабочий день завершился, на улицах толпы народу, но Чаку они не мешают. Он приехал в Бостон на неделю, на конференцию под названием «Банковское дело в двадцать первом веке». Приехал как представитель своего банка, Трастового банка Среднего Запада, за счет организации. Что очень приятно, особенно если учесть, что Чак еще не бывал в Бобовом городе.

Конференция проходит в отеле, идеальном для бухгалтеров, чистом и довольно дешевом. Чаку понравились и доклады, и дискуссионные сессии (он уже поучаствовал в одной из дискуссий и собирался принять участие еще в одной, прежде чем, завтра в полдень, конференция завершится), но ему не хотелось проводить свои нерабочие часы в обществе семидесяти других бухгалтеров. Он говорит на их языке, но ему нравится думать, что он говорит и на других языках тоже. Во всяком случае, говорил раньше, хотя часть слов уже подзабылась.

И вот теперь он шагает по улицам Бостона в своих верных добротных «виндзорах». Не сказать чтобы прямо восторг, но прогулка выходит вполне приятная. Вполне приятная – очень даже неплохо по нынешним временам. Его жизнь ограниченнее, чем когда-то мечталось, но он уже с этим смирился. Он знает: сужение – естественный ход вещей. Наступает момент, когда ты понимаешь, что тебе не стать президентом США, и довольствуешься президентством в местном подразделении Американской молодежной торговой палаты. Но есть и плюсы, большие плюсы. У него замечательная жена, которой он неукоснительно верен, и замечательный сын, добрый и умный парнишка, который сейчас учится в средней школе. Жить Чаку остается всего девять месяцев, но он об этом еще не знает. Зерно, из которого вырастет его смерть – то место, где жизнь сужается в финальную точку, – прячется глубоко, до него не достать хирургическим скальпелем, и недавно оно начало пробуждаться. Скоро оно принесет черный плод.