– Собери мне четыре сотни добрых бойцов. И куда не дотянется твой меч, пусть явится страх… Сражайся под моим знаменем, не отрекаясь от своего, если не хочешь, и да поможет Всевышний нам всем.
Празднество не празднество, но все же Мутаман дал званый ужин в честь своего гостя – устроил угощение на двадцать особо отобранных человек: слышался гул голосов, на низких столах стояли огромные подносы с паштетами из дичи с медом, мясными тефтелями-альбондигами, жареной бараниной. Не по времени года небо оставалось безоблачным, день стоял погожий, а потому пир проходил на террасе, откуда через расписные арки виднелись дворцовые сады.
– Пусть-ка они с тобой познакомятся, – сказал перед началом пира Мутаман.
Из кастильцев здесь был один Руй Диас – в подаренной хозяином шелковой дамасской альхубе, вымытый и благоухающий мускусом, пригладивший волосы, подровнявший бороду. Прочие участники пира были знатные сарагосцы в роскошных мавританских одеяниях.
– У нас тут и еврей имеется, – сказал Мутаман. – Вон тот… Зовут его Ариб бен-Исхак. Я назначил его амином, то есть главным над всеми его соплеменниками в городе. Он очень предан мне и очень богат. Может быть, потому, что я поручил ему еще и взимать подати.
– Полезное будет знакомство, – улыбнулся Руй Диас.
– Не тешь себя пустыми мечтами. Он одалживает деньги только мне одному.
Мавр отпил глоток из чаши, над которой вился парок, и подмигнул гостю:
– Хочу, чтобы ты произвел на них должное впечатление. В конце концов, жалованье тебе идет из их налогов.
Две женщины, оказавшиеся в этом чисто мужском обществе, сидели за отдельным столом и вели себя непринужденно и естественно; их одежды были украшены драгоценными камнями и кружевами, головы покрыты куфиями, но откинутые покрывала не скрывали лиц.
– Это моя сестра Рашида и моя тетушка Итимад, – скупо объяснил Мутаман, перехватив удивленный взгляд кастильца.
Такое бывает нечасто, подумал тот. Как правило, мусульмане держат своих жен и дочерей в отдалении, а уж если те и выходят к гостям – то непременно с закрытыми лицами. Лишь немного погодя, когда все отдали дань угощению, эмир объяснил, в чем дело:
– Обе они – вдовы. Такова оказалась воля Аллаха. Возраст моей тетушки уже избавляет ее от досужих пересудов… Что же касается Рашиды, она женщина своенравная и упрямая – истинная представительница рода Бенхудов. После кончины мужа отказалась носить покрывало. Пользуется известной свободой, хоть и не преступает принятых у нас правил и обычаев наших не нарушает.
Руй Диас, постаравшись не выглядеть нескромным, то есть незаметно, рассматривал сестру эмира – удивительно светлокожую для мавританки, высокую, статную и довольно привлекательную. Ей было по виду лет тридцать. Расшитая жемчугом повязка удерживала на голове полупрозрачное шелковое покрывало, из-под которого зеленые глаза – на свету, лившемся из сада, они казались совсем светлыми и прозрачными – с любопытством скользили по лицу христианского рыцаря.
– Считается в порядке вещей, что она бывает на таких пирах?
– Бывает время от времени. Не желает жить затворницей во дворце. Но оттуда выходит и на людях появляется только в сопровождении тетки.
Руй Диас удивился:
– И многие ли женщины у вас в Сарагосе пользуются такой свободой?
– Вижу, это неожиданно для тебя?
– Признаюсь, что так.
– Если не нарушают приличий и обычаев, в этом не видят ничего особенного. Нравы у нас мягче и терпимей, нежели в других странах… И даже чем в иных христианских державах.
Руй Диас пальцами взял с блюда кусочек баранины и отправил его в рот.
– На улицах я видел много женщин с открытыми лицами, – сказал он, прожевав. – Только на голове покрывало.
Мутаман кивнул:
– Да. Но при этом они – безупречно порядочны. Знаешь, меня забавляет твое удивление. Все же мы в городе живем, не в деревне.
По его знаку слуга – они стояли по одному у каждого стола с большими кувшинами в руках – налил ему вина. Мавр взял чашу и поднес ее к губам, сложенным в снисходительную улыбку.
– Мы – правоверные мусульмане и неукоснительно исполняем все законы нашей религии, но делаем это, как подобает просвещенным людям. Чрезмерную и косную прямолинейность оставляем другим, понимаешь?
– Понимаю.
– Ибо что пригодно для аравийских пастухов, то не всегда подходит жителям Сарагосы.
Он отпил еще вина и жестом предложил Рую Диасу последовать его примеру.
– Так или иначе, – договорил он, утирая губы, – моя сестра – человек особенный. Она очень любознательна, живо интересуется окружающим ее миром, знает религию и историю, ведет споры с учеными мудрецами и философами… А сегодня она заявила мне, что непременно примет участие в этом застолье. Сказала, что хочет своими глазами увидеть чужестранца, о котором идет столько разговоров.
Оба взглянули на женщину, о которой шла речь, а Рашида, заметив это, стыдливо потупилась. И не поднимала глаз, пока тетушка, наклонившись, не прошептала несколько слов ей на ухо. И Руй Диас заметил, как губы ее дрогнули в улыбке.
– Удивительно, что глаза у нее такого цвета.
– Ничего удивительного, – с довольным видом рассмеялся эмир. – Моя мать была христианкой… Как и ты. Не знал?
– Нет, сеньор. Не знал.
– А Рашида очень похожа на нее. Я пошел в отца, да будет милостив к нему Аллах… – Мавр весело хлопнул себя по бедру. – Только я, разумеется, красивей.
– Сочувствую вашей недавней утрате, сеньор…
Мавр пожал плечами, обтянутыми тонким шелком.
– Мы живем по законам, предписанным Всевышним, и один из этих законов гласит, что всякая жизнь оканчивается смертью, – сказал он просто. – И нам не дано изменить это.
– Эмир Муктадир был великий человек, да обретет он по воле Пророка вечное блаженство.
– Не сомневаюсь, что уже обрел. – Мутаман в раздумье вздернул бровь. – Однако здесь, на этом свете, он разделил государство, которое некогда с таким трудом объединил, между мной и моим братом и тем самым создал множество трудностей. Забавно, что так же поступил и ваш Фердинанд Первый, посеяв лютую вражду между сыновьями.
Он оглянулся по сторонам, явно желая показать, что разговор стал тяготить его. Посмотрел на своих гостей:
– В конце концов, не так уж велика разница между нами… А? Как ты считаешь?
– Мне тоже так кажется.
– Я смотрю, ты тоже берешь еду только правой рукой, отставив левую, которая нечиста. – Он взглянул на гостя пронизывающе. – Ты поступаешь так по обычаю или из вежливости?
– Из вежливости.
– Я так и думал. Выходит, тебе знакомы наши правила, хоть ты и не выставляешь это напоказ. И вообще, ты бородатый, смуглый, пусть не от природы, а от загара… и меч у тебя не залеживается в ножнах… Ты, право, легко сошел бы за одного из наших…