Я кивнул.
– В любом случае, – продолжал Жером, – с тобой будет Лили. Она самый лучший психолог на планете. И если бы ты ещё убедил её продолжить учёбу…
Он мне подмигнул, Лили сделала жуткую гримасу, я засмеялся. Потом мы втроём вошли в здание. Жером отправился по своим делам, а мы с Лили поднялись на второй этаж.
Комната 202, числовой перевёртыш. Когда я это сказал, Лили посмотрела вопросительно, и я объяснил. Лили как Поп: очень умная, но не такая, как я.
Когда мы вошли, я сразу узнал Шарля, человека с фотографий. Ему было уже под восемьдесят, но он был всё ещё красив, как некоторые актёры, которые покрываются морщинами, но сохраняют шарм.
Он сидел в кресле у окна. На коленях у него лежала раскрытая книга, «Моби Дик», но он не читал, погружённый в свои мысли. Я кашлянул и произнёс:
– Добрый день…
Он поднял глаза. Взгляд у него был туманный, отрешённый, как будто он смотрел сквозь нас.
– А, это вы.
Он нас явно ждал. Я представился, представил Лили. Он приказал – я не случайно выбрал это слово – сесть на кровать. Мы повиновались. Он нас долго рассматривал, словно сканируя, но избегал встретиться с нами взглядом. Потом он спросил:
– Вы пришли из-за Полины, да?
Мороз по коже – это уже становится привычным. Мы ничего не ответили. Мы ждали. Мсье Фраше вздохнул.
– Вы же понимаете, я скоро умру. Да не делайте такие мрачные лица, это же очень хорошо. Я пожил своё. Но не уверен, что хочу уйти с грузом на душе.
Повисла пауза. В такие моменты говорят: ангел пролетел. В этот раз ангел пролетел буквально. Мне показалось, что я видел, как он пересёк комнату 202, нечёткий, ускользающий и удивительный.
– Такой старый, – бормотал мсье Фраше, – я такой старый. Мне кажется, что всё это – история, которую мне рассказали, или фильм, который я видел когда-то, или книга, которую я читал… Старость, усталость, воспоминания… Не знаешь уже, что правда, что ложь… Когда-нибудь вы поймёте.
Он отвернулся к окну. Мы с Лили, взволнованные и озадаченные, переглянулись. Мы чувствовали, что нужно дать ему возможность выговориться.
– Я сказал, что не хочу уходить с грузом на сердце… но на самом деле не на сердце. Это просто так говорят. На самом деле – на плечах, на спине. Везде. Уже тридцать лет это на каждой мышце, на каждой кости, на каждой клеточке моего тела. Полина… она повсюду. Это мой рак. Но ведь на самом деле у меня нет рака! Жизнь – это такая странная болезнь.
Молчание.
Лили схватила мою руку и крепко сжала.
– Я скоро умру и хочу освободиться от этого груза. Но Арно… В тридцать лет делать глупости? Разве он маленький мальчик? В тридцать лет… Это моя вина… Если бы не я, ничего бы не случилось. Ничего бы никогда не случилось.
Шарль резко отвернулся. Он не смотрел на нас, он уставился в верхний угол комнаты. Наверное, видел ангела, который там прятался.
– Арно и я, мы делали одну глупость за другой. Глупости в квадрате. Понятно?
Непонятно было, к кому он обращается – к нам или к этому невидимому существу, парящему под потолком. Он ещё помолчал, потом повернулся к нам.
– Вы любите математику?
Мы с Лили дружно отрицательно покачали головами.
– Вот и я никогда не любил математику. Все подсчёты ведёт Беатрис. А я… Полина тоже любит математику. Она иногда помогает Арно. Она умница.
Он говорит в настоящем времени. Мы растерялись. Он забыл, что его жена умерла!
Шарль снова посмотрел наверх, как будто там, на небе, за окном были написаны нерешаемые уравнения. Потом с совершенно детским выражением лица он обратился к Лили:
– Мадемуазель, я вас раньше видел?
– Когда я была подростком, я доставляла пиццу.
– Ах, вот оно что! Девочка с пиццей. Моей жене вы очень нравитесь.
Странно, но мне показалось, что наше присутствие его успокаивает, потому что он может наконец открыть секрет, терзавший его столько времени.
– На самом деле Арно не виноват… Как это можно предвидеть? Разве что в Библии… Потоп нельзя предвидеть… Мой сын сделал глупость, большую глупость, непоправимую… Но как предвидеть? Как? Не стоило этого делать. Но он только хотел защитить меня… Защитить… – Глаза Шарля наполнились слезами. – Нет мне прощения, нет! Это моя вина. Всё, всё это моя вина…
Теперь он трясся, голос его дрожал. Лили сделала мне знак, что надо уходить, оставить его в покое. Но уже выходя, я не удержался:
– Мсье Фраше… Полина… Вы знаете, где она?
Он повернулся ко мне и впервые за всё время разговора взглянул прямо в глаза. Взгляд его был ужасен. Глаза безумца, налитые кровью.
– Она в Замке, – ответил он странным голосом, скрипучим, как наждачная бумага. – Полина обожает Замок.
Потом он нахмурился, и вид его снова изменился, как будто в нём было несколько разных личностей. Теперь это снова был старый дедушка, погружённый в воспоминания.
– Мадемуазель, я ведь вас раньше где-то видел?
Лили терпеливо ответила:
– Я доставляла пиццу.
Лицо мсье Фраше посветлело:
– Ах, да! Моей жене вы очень нравитесь. Она говорит, что вы красивая и хорошо воспитаны. Это нормально для дочки полицейского. У вас замечательный отец. Он иногда заходит поздороваться со мной, и мне это приятно.
Лили вежливо улыбнулась.
– Я скажу ему об этом. Спасибо, что приняли нас.
Она взяла меня за руку и потянула к выходу. Она была права: Шарль путался в людях и во времени, и мне не хотелось продолжать мучить расспросами старика, у которого не в порядке с головой, даже если он виновен не только в супружеской измене. Когда мы вышли из комнаты 202, я спросил Лили:
– Ты уверена, что не хочешь дать отцу послушать кассету?
– Сейчас я ни в чём не уверена. Хочу просто подумать.
Среда, 2 августа 2017 г.,
времени не знаю, потерял часы.
Ясно.
Когда мы возвращались из пансионата, у меня возникла безумная идея: поискать Арно Фраше в «Фейсбуке».
Сорокалетние сидят в «Фейсбуке». Моё поколение больше в «Инстаграме» или «Снапчате», а кто постарше, все в «Фейсбуке». Мой папа, тётя, Софи… У меня тоже есть аккаунт, хотя я им редко пользуюсь: всё больше чтобы подглядывать за преподами, это бывает забавно, должен признаться.
У Арно были однофамильцы, но по профилю и фотографии я его быстро распознал: то, что он живёт в Париже, сразу сузило круг поиска, и тридцать лет назад у него была такая же круглая физиономия. Теперь с бородой, пожёстче, и глаза грустные.
Я послал ему личное сообщение: «Я знаю, что случилось с Полиной».