История нравов. Буржуазный век - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Фукс cтр.№ 48

Только когда женщина становится старше и отказывается окончательно от всяких эротических удовольствий, она становится более доступна благоразумию и ее нижнее белье служит ей уже в самом деле средством согревать тело.

Хотя женское dessous и не подвержено моде в такой же степени, как видимые части женского костюма, но и оно находится в большей или меньшей степени под ее влиянием. Все более обнаруживающаяся тенденция «быть раздетой, несмотря на костюм», а также декадентское отвращение к пышным формам имели здесь решающее значение. Первым последствием влияния этой моды было упразднение нижней юбки. Так как рубашку и кальсоны нельзя было устранить, то для них стали предпочитать самые тонкие материи и такие формы, которые не придают фигуре пышности. Ныне каждая дама, отличающаяся «вкусом», носит так называемые короткие кальсоны в стиле Директории. Вместо отдельных частей нижнего костюма стали придумывать разные комбинации из них, кальсоны, соединенные с рубашкой или с юбкой. Всякие такие комбинации диктовались, конечно, всегда законом интимнейшей эротической пикантности, и упразднение нижней юбки не значило, конечно, отказаться и от ее эротического воздействия, теперь эту роль просто должны были исполнять кальсоны.

Что наше указание на эротически возбуждающее и соблазняющее значение нижних частей женского костюма — не произвольное толкование, а всеми открыто признанный факт, доказывают не только сообщения о модах и нравах элегантного общества, но и в особенности рисунки и картины XIX века. Разоблачить перед зрителем женское dessous — таково неизменное стремление всех сколько-нибудь галантных рисовальщиков и художников, от иллюстраторов в духе классицизма эпохи ампира и до Гильома.

Все они любят показать женщину в какой-нибудь пикантной ситуации: в нижней юбке, корсете, в кальсонах или рубашке. И здесь замечается постоянное стремление идти как можно дальше, все более рафинированная разрисовка подробностей.

Мы видим вместе с тем, как каждая жоха создает целый культ той или другой интимной части нижнего женского белья. Затаенно похотливая мораль эпохи бидермейера открыла пикантность чулка и нижней юбки. Если красавица бывает неожиданно застигнута врасплох во время туалета, то она всегда в нижней юбке. Эпоха Второй империи, любившая все помпезное, открыла, кроме того, еще особую прелесть корсета и упивалась им. Конец XIX века в свою очередь открыл очарование кальсон и не знает в этом отношении ни конца, ни границ. По его мнению, это самая пикантная ситуация, в которой только можно себе представить хорошенькую женщину. Когда галантные рисовальщики изображают женщину на улице, то они придумывают сотни счастливо-несчастных случаев, дающих возможность показать ее dessous, и притом самым пикантным образом. То вечно старые и вечно новые поводы: порыв ветра поднимает верхнее платье дамы, или дама должна пройти по грязной дороге и поэтому вынуждена высоко поднять юбки, не обращая внимания на законы приличия, или хорошенькая женщина падает с лошади, с коляски или с велосипеда, и всегда весь мир получает возможность насладиться, не стесняясь, зрелищем пикантных кружев и красочных чудес.

Очень красноречивым доказательством в пользу всеобщего спроса на созерцание красивого dessous служит театр. И прежде всего вошедшие года три тому назад в моду и с тех пор постоянно вновь встречающиеся сцены раздевания. Многочисленные театральные пьесы и обозрения не имеют иной цели, как служить эффектной рамкой для элегантной и красивой дамы, которая при всех раздевается, чтобы лечь спать или совершить пикантный интимный туалет. Таким образом, зритель может насладиться по очереди созерцанием всех женских dessous вплоть до последнего. В продолжение многих лет в этом отношении царил настоящий фанатизм. В особенности в цирке и в варьете измышлялись самые смелые возможности. Например, салонная дама садится на неоседланную лошадь и начинает постепенно разоблачаться, в то время как лошадь галопом мчится по арене: в конце концов наездница предстает перед публикой в одном только трико. Такие же трюки пускают в ход акробатки на трапеции, на канате и т. д. А из года в год переполненные места и оглушительные аплодисменты доказывают, что такие представления как нельзя более отвечают вкусам публики.

Против каждой моды всегда во все времена велась принципиальная война. Принципиальнее же всего боролись против женской моды в XIX веке. Нападки мотивировались законами красоты, явно безнравственными тенденциями женской моды и в особенности указанием на вред большинства этих мод для здоровья женщины.

Если проанализировать мотивы этих принципиальных критиков моды, то придется согласиться, что они в большинстве случаев совершенно основательны. Нет более убедительных аргументов против моральных, физических и эстетических недостатков этих мод, аргументов, выдвигавшихся и все сызнова выдвигаемых. Осуждение, произнесенное нашим модам, наиболее мотивированное из всех когда-либо произносившихся в этой области. И, однако, все эти аргументы бесполезно отскакивают от большинства женщин, так что до сих пор все реформаторы моды, стремившиеся основать ее на началах гигиены и эстетики, неизменно терпели фиаско. Перед этим чудовищным фактом большинство реформаторов моды стоит беспомощно и недоуменно, не в состоянии объяснить его иначе как прирожденной будто бы и неизлечимой неразумностью женского пола.

Неразумность в данном случае всецело на стороне самих реформаторов, обращающих внимание только на одну сторону вопроса и не отдающих себе отчета в другой. Иными словами: от их взора ускользает то, что в данном случае как раз самое главное, то, что заставляет мириться со всякой тайной и открытой безнравственностью костюма, со всеми его неудобствами и муками, а именно глубокая сокровенная разумность, коренящаяся в так называемой женской неразумности, — логика не идеальной, правда, зато неустранимой конкуренции в борьбе за обладание мужчиной. От их взоров ускользает и тот факт, что вопрос о моде — это составная часть великого социального вопроса и что, следовательно, и нельзя устранить последствий, не устранив предварительно самих причин этого явления.

Так как все это ускользает от внимания принципиальных критиков моды, в своей наивности мечтающих образумить женщин, то они и поступают всегда, как все утописты. В глубине своей наивной души они находили и все снова и снова находят самое «лучшее» решение этого вопроса.

Одним из наиболее ранних проявлений этого стремления к реформе моды была предпринятая в 1860-х годах практическая агитация американки Марии Джонс. Эта дама сконструировала, на ее взгляд, разумный костюм, не преследовавший никаких эротических целей. Она сама носила этот костюм.

Однако ее реформа не имела никакого успеха и вызвала только негодование уличной толпы, не дававшей прохода реформаторше, о чем она сама рассказала в докладе о своей агитации в Нью-Йорке. Ныне люди стали снисходительнее. Они привыкли к реформам во всех областях, в особенности же в области моды.

В последние тридцать лет агитация в пользу принципиальной реформы костюма никогда не прекращалась, чтобы — именно в Германии — получить в 1903 году практическое решение в известной моде на «реформ-костюм». Обратите внимание: именно только в моде на этот костюм. Этот Reformkostum — этот мундир женской эмансипации — был в самом деле только модой, а не прочной победой. И не мог он победить по вышеизложенным причинам.