История нравов. Буржуазный век - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Фукс cтр.№ 27

Все это носит, как уже сказано, международный характер, но любопытно то, что за исключением Америки это моральное лицемерие нигде так пышно не процветает, как в Англии. Если немецкая дама не произнесет слова «бедра», то благовоспитанная англичанка поступает неприлично, уже произнося слово «ноги». «Рубашка» и «корсет» совершенно не существуют в ее лексиконе. Не имеет права произносить подобные слова и писатель, в противном случае он подвергается опасности, что его книги и сочинения будут изгнаны из всех читален — а это равносильно его литературной смерти. Пьеса, в которой встречаются такие слова, никогда не будет поставлена. Даже науке воспрещено в Англии свободно обсуждать половые вопросы. Еще несколько лет тому назад в Англии такое значительное исследование, как «Мужчина и женщина» Хавлока Эллиса, было запрещено, как безнравственное, и ни один книгопродавец не дерзал продавать открыто его книгу.

С духом этой институтской морали должно сообразовываться все приличное общество в Англии. Распространенные в респектабельном обществе иллюстрированные издания не только избегают давать изображения наготы, хотя бы самого идеального свойства, не только изображения декольте и retroussé (подобранный подол платья), но и лишают изображаемых людей всех половых признаков, воспроизводят их бесполыми. Только сюртуки и юбки отличают друг от друга представителей обоих полов. Классическим образчиком может служить издававшийся в продолжение 70 лет лондонский «Панч», самый филистерский из всех журналов мира.

Не менее характерен, впрочем, тот факт, что общество, подвергающее такому гонению слово и картину, относится тем более снисходительно к поведению людей. Нет другого более убедительного доказательства, как произведшее в 1870-х годах довольно большую шумиху дело полковника Бейкера. В своей книге «Целомудренная Англия» Эктор Франс сообщает об этом деле следующее: «Полковник Валентин Бейкер находился однажды вдвоем с хорошенькой и кокетливой девушкой в купе вагона. После того как мисс Дикенсон довольно долго храбро флиртовала с не менее мужественным офицером, она сделала вид, что засыпает… Офицер немедленно же воспользовался удобным случаем и осыпал почтенную молодую даму ласками, которые она принимала преспокойнейшим образом. Когда же он в пылу страсти воскликнул громко: „Моя дорогая! Моя прелесть!“, то целомудренная девица, стерпевшая любовные ласки, но очень чувствительная к нежным словам, вскочила и подняла шум. Сбежались люди, бедного офицера арестовали, отправили в тюрьму и разжаловали. Когда десять лет спустя английское офицерство подало петицию о включении в английскую армию Бейкера-паши, отличившегося тем временем на турецкой службе в войне с Россией (1877) и в Египте, то вскоре появилась контрпетиция, подписанная тысячами английских дам, так возмущенно протестовавших, что королева не отважилась дать ход петиции, несмотря на вмешательство принца Уэльского, близкого приятеля Бейкера.

В газетах было напечатано немало забавных криков возмущения, сорвавшихся с женских уст. Одна дама заявила, что в лице мисс Дикенсон оскорблены все английские женщины. Другая была поражена тем, что могли найтись английские офицеры, поздоровавшиеся с Бейкером за руку, когда тот вернулся в Лондон, что они обедали за одним столом с таким отъявленным субъектом. Третья писала, что уже одно его пребывание в Англии наносит оскорбление всем женщинам нации, а четвертая держалась того мнения, что уже одно произнесение его имени — грубая непристойность. Необходимо поэтому запретить говорить о нем».

Подобные факты неудивительны: тайный разврат принимает такие большие размеры, что даже слово — простое слово — грозит изобличить его. Чопорные люди — все без исключения развратники, по крайней мере в воображении. И потому против слов восстают особенно страстно. Так возник другой закон морального лицемерия: то, о чем не говорят, не существует.

Таково приблизительно положение вещей и в Америке, как уже упомянуто. Никто не ведет себя так грубо-грязно, как американец, путешествующий по Европе. Тем чопорнее он зато на родине. Живущий в Нью-Йорке немецкий писатель Баумфельд писал очень метко в одном помещенном в газете «Берлинер тагеблатт» этюде о путешествующих американцах: «Другие люди путешествуют ради отдыха, американец — чтобы перебеситься. То have a good time (хорошо провести время) — значит на самом деле делать то, что дома он не может или не должен делать из чувства самоуважения. Кто часто разъезжал по океану, замечает с удивлением, как быстро улетучиваются под влиянием морского воздуха тот пуританский дух, та псевдомораль, которые делают жизнь в Америке такой несносной. Капитаны, являющиеся на палубе высшей полицейской инстанцией, могли бы из собственного опыта привести немало ценных сведений о том, какой грубой выглядит на самом деле даже самая очищенная society moral (общественная мораль), раз она не сознает над собой никакого контроля. В высшей степени забавно видеть, как даже те янки, которые сначала находят подобное поведение shocking (скандальным), сами потом становятся на сторону согрешивших.

В увеселительных центрах Европы ныне прекрасно знают, что американка требует еще более острых развлечений, чем даже американец. И их подносят ей с той же исправностью, с какой обслуживаются вообще хорошие клиенты. В последнее время я часто имел возможность разговаривать с одним господином из Каира, одним из лучших знатоков тамошней жизни, о невероятном нравственном падении арабов — одной из наиболее чистых в нравственном отношении рас. Он объясняет это явление просто заманчивыми предложениями обладателей долларов, не останавливающихся ни перед какой гнусностью, создавших целые промыслы противоестественных пороков, на которых они поистине помешаны.

Этот характерный факт понятен как реакция против жизни, опутанной неестественными и мнимыми добродетелями. Столь прославленная чопорность этой нации есть по существу что-то извращенное. Душевно порядочные люди не нуждаются в том, чтобы постоянно громко доказывать свое алиби. С естественной уверенностью избегают они всего того, что более всего привлекает путешествующего американца. Прошедшая зимой пьеса Гальбе „Юность“, поставленная в Англии, была единодушно объявлена грубым проявлением тевтонской безнравственности. И это делается теми людьми, которые в Париже краснеют, если оказывается, что они вообще еще способны краснеть…

Из заграничного путешествия американец редко привозит что-нибудь, кроме таких вещей, ради которых он так охотно обманывает бдительную таможню. Только в исключительных случаях он будет говорить о незабываемых красотах природы, о неизгладимых впечатлениях искусства. Зато он знает адреса решительно всех шантанов, ресторанов и роскошных магазинов и любит их громко произносить. А тихо прибавит все те адреса, о которых уже нельзя говорить вслух, как только он вернулся домой».

Каждый, кто знаком с американской жизнью, согласится, что такая характеристика американцев правильна. В некоторых американских штатах поцелуй между мужем и женой считается предосудительным. Оба подлежат в таком случае судебному преследованию, ибо — как мотивировал несколько лет тому назад один судья в Нью-Джерси свой приговор — «приличные люди публично не целуются». Иметь у себя «непристойную литературу» — а под этот термин в Америке подводится добрая половина новейшей литературы, — правда, не возбраняется, зато пересылка по почте такой литературы считается во многих штатах преступлением.