Тадди поставил перед Оуэном бокал, в котором звякнули льдинки.
– Не пьете?
Оуэн хотел увильнуть от прямого ответа, но подумал, что Тадди не проведешь.
– Да, я трезвенник. Организм не принимает.
Наливая себе виски, Тадди торжественно кивнул:
– Да, мужчина должен знать, где пределы его возможностей.
Оуэн воспринял это как тонкий намек на то, что «Гадючий узел» – не место для откровений, поэтому весь следующий час они обсуждали регби. Наконец наступила очередь местных легенд и сказок. Тадди уже выпил пару стаканов виски, и почти все посетители разошлись. Остался только невысокий пожилой человек в кепке, цедивший свои полпинты пива перед телевизором.
– Спенсер многое знал о здешней истории, – проговорил Тадди. – Мерзавец был еще тот, да упокоится он с миром. Читать любил. – Тадди покачал головой, словно эта привычка заслуживала осуждения. – Даже сочинил пару памфлетов.
– Что?
Оуэн видел дядю Спенсера всего один раз, когда ему самому было десять лет, и почти ничего не знал о нем.
– Они, наверное, до сих пор в его… в твоем доме. В библиотеке. Спенсер ими гордился.
Тадди неловко поднялся с табурета за стойкой, протянул руку к висячему колокольчику и дважды прозвонил:
– Джентльмены, время! Заканчивайте.
Доехав до дома по пустым, огороженным зелеными изгородями аллеям, и наскоро перекусив сэндвичем, Оуэн отправился в постель. Предварительно откинув ткань, заглянул в тюрьму и проверил, как там его узники.
Те не шевельнулись. И не издали ни звука.
Скрестив ноги, он уселся перед ними и подробно рассказал о поездке в паб.
* * *
Ночью ему снились Фейт и Фред – дети, жившие с матерью на ферме возле небольшой рощи. Дети играли в лесу под небольшим, ими же сооруженным навесом. Они развесили там всякие безделушки и пустяковины, которые нашли или сделали сами. У Фреда был настоящий талант вырезать фигурки из дерева. Они получались как живые – барсук, ворона, жаба, сестра или мать. Или его лесной отец. Фейт обладала неземным, божественным голосом. Когда она пела, даже птицы заслушивались.
Близнецы придумывали свои игры и напевы. Они завораживали бабочек и улиток. Играли с большой серой кошкой, которая отлично ловила мышей и часто приносила им в подарок задушенных птиц и грызунов. Дети хоронили их на своем небольшом кладбище, и помечали могилки крестами из прутиков. В своем зеленом соборе они устраивали выдуманные ими самими погребальные службы, распевая ангельскими голосами странные гимны. Когда небольшая семья приходила в деревню – это случалось очень редко, – за ней всегда тянулись шепотки.
* * *
Оуэн проснулся с тяжелой головой, отлежав плечо, и в отвратительном настроении. Он уже догадывался, что за трагедия произошла с этой семьей, которая хотела только одного: чтобы ее оставили в покое. Почему люди никак не могут оставить в покое других людей?
Под стук молотков и тому подобные звуки Оуэн начал перебирать коробки с книгами и всяким барахло для благотворительных магазинов. Он не слишком внимательно вглядывался в названия на корешках – ему казалось, что это собрание нудных исторических книг, которые он терпеть не мог уже тогда, когда готовился к выпускным экзаменам.
И потому чуть не пропустил тонкую книжицу, вложенную в большой том в твердом переплете, о вторжении викингов. На обложке была гравюра: пара горбатых бесенят играют на скрипке и барабанах ведьмам в остроконечных шляпах. Брошюра называлась «Повести Исчезнувших Деревень» и на ней стояло имя его внучатого дяди Спенсера Кризера.
Сварив кофе и налив себе побольше молока, Оуэн вернулся в спальню, чтобы почитать. Спускаясь вниз, он оставил уголок клетки открытым, чтобы Фейт и Фред могли подышать, пока он внизу. Теперь он отодвинул ткань подальше, чтобы парочке было лучше видно. Он показал им книгу.
– Вот. Ее написал Спенсер. Представляете? – Он чувствовал странную гордость за дядю. Можно подумать, что литературные достижения его родственника каким-то образом открывали перспективы и для него самого. Словно этот талант мог обнаружиться и в его крови.
Он прочитал предисловие, в котором Спенсер с благодарностью писал о своей бабушке, прививший ему интерес к истории и фольклору: «У нее была своя история о каждом луге и дереве, и ни одна не повторялась. Она собирала клубки старинных повествований и сматывала их заново.»
Оуэн открыл оглавление. Одна глава называлась «Фейри, Богглы и Малый Народец». Однако внимание его привлек раздел «Вопящие черепа».
К немалому удивлению Оуэна в нем нашлось и несколько примеров. Там говорилось о скелетах, не знавших покоя, шумевших в своих могилах, Их приходилось выкапывать и возвращать в их жилища. Через некоторое время остальные кости исчезали неведомо куда, и оставались только черепа.
«Некоторые из народов, прежде населявших Англию, были охотниками за головами и хранили черепа в качестве трофеев. Во многих культурах черепа считаются вместилищами жизненного духа. Паломничества и поклонение останкам святых, хранящимся в усыпанных драгоценными камнями ларцах-реликвариях, популярны и в наши дни. Кое-где такие останки ежегодно извлекают из ларцов, омывают и даже кормят. Некоторые из них знамениты своими пророчествами или считаются хранителями древнего знания. Их голоса слышат люди, способные общаться с потусторонним миром.»
Оторвавшись от чтения, Оуэн внимательно посмотрел на черепа. Черепа смотрели на него. Он нахмурился. Что за вздор…
Он начал листать страницы и наконец заметил главку «Ферма Колдвер». Едва он прочитал название, как его сердце забилось быстрее.
«Рассказывают, что ферма Колдвер принадлежала удивительно красивой вдове, у которой были близнецы, девочка и мальчик, и звали их Фейт и Фред.»
Оуэн перечитал эти строки и посмотрел на черепа.
Снизу слышался дружный стук молотков и громкие голоса. Но что-то изменилось, как будто… центр тяжести дома немного сместился.
– Теперь нормально! – услышал он крик Длинного Джима. Потом наступила тишина, и Оуэн вернулся к чтению.
«Семья тихо жила в дне ходьбы от прибрежной деревни Витенси, которая давно уже исчезла в морских волнах. Дети играли в лесу и редко бывали в церкви. По вечерам в чаще между стволами порхали огоньки. В воздухе звучали необычные напевы. У детей была странная привычка говорить одновременно, и вопросы, которые они задавали, были нечестивыми. Должно быть, мать прокляла их в колыбели. Необходимо было что-то предпринять для их спасения.
Мать схватили, пытали, и она призналась в связи с Сатаной. Ее повесили, и местный магистрат Обадия Кризер сделал так, что дети увидели, как их истерзанную мать вели к виселице, видели ее обнаженную шею.
Обадия стал опекуном детей и их земли, но даже его благочестивая забота не смогла изменить их. Особенно упрямой была девочка. Магистрат каждый вечер молился вместе с ней, однако крики непокорного ребенка каждый вечер разносились по прекрасному новому дому, который он построил на их земле.