Путь искупления - читать онлайн книгу. Автор: Джон Харт cтр.№ 40

– Спасибо.

Она взяла ее. Он дал ей прикурить, прикурил сам, и с полминуты они лишь молча дымили.

– Итак, все-таки в чем же дело? – Элизабет стряхнула пепел. – Настоящая причина?

– Причина чего?

– Того, что ты мне помогаешь.

Рэндольф пожал плечами, с кривоватой улыбочкой на лице.

– Может, я просто недолюбливаю начальство.

– Я и так знаю, что ты недолюбливаешь начальство.

– А еще ты и так знаешь, почему я тебе помогаю. По той же причине, по какой я помог бы тебе закопать этих братьев Монро в самом темном лесу в самой глухой части округа.

– Потому что у тебя дочки.

– Потому что долбать их во все дыры за то, что они сделали с той девчонкой! Я бы тоже их пристрелил и не думаю, что за это тебя надо прижимать к ногтю. Ты сколько уже в копах? Тринадцать лет? Пятнадцать? Блин… – Он глубоко затянулся, резко выпустил дым. – Адвокаты защиты опять провели бы девчонку через весь этот ад, а какой-нибудь задроченный рутиной судья мог запросто их отпустить, придравшись к мелкой крючкотворской ошибке… Мы оба знаем, что такое случается. – Он похрустел шеей, с совершенно беззастенчивым видом. – Иногда правосудие поважней закона.

– Довольно опасно для копа так смотреть на вещи.

– Система прогнила, Лиз. Ты знаешь это не хуже меня.

Прислонившись к стене, Элизабет наблюдала за стоящим рядом мужчиной – как свет касается его лица, сигареты, узловатых пальцев.

– А им сейчас сколько? Твоим дочерям?

– Сюзан – двадцать три. Шарлотте – двадцать семь.

– Они обе в городе?

– Милостью господней…

Они еще немного покурили в молчании – худощавая женщина и здоровенный широкоплечий мужчина. Она размышляла о правосудии, законе и звуках, которые производила его шея, когда он ею хрустел.

– А у Эдриена были враги?

– У любого копа есть враги.

– В смысле, внутри системы. Другие копы. Или юристы. Может, кто-нибудь из прокуратуры?

– Тогда-то? Не исключено. Бывали времена, когда нельзя было включить телек без того, чтобы не увидеть на экране довольную рожу Эдриена рядом то с одной, то с другой смазливой репортершей. Многих копов это возмущало. Вообще-то тебе лучше спросить у Дайера.

– Насчет Эдриена?

– Угу, насчет Эдриена. – Джеймс затушил сигарету. – Фрэнсис всегда просто терпеть не мог этого малого.

* * *

Когда Рэндольф ушел обратно в отдел, Элизабет докурила сигарету, погрузившись в размышления. Тринадцать лет назад – были ли у Эдриена враги? А кто его знает. Сама Элизабет тогда была еще совсем юной. После случая возле карьера она ухитрилась окончить школу и два года отучиться в университете Северной Каролины, прежде чем бросить учебу и податься в копы. Выходит, в первый день профессиональной подготовки ей было двадцать – всего двадцать: полной юношеского энтузиазма и перепуганной чуть ли не до смерти. Тогда она еще не знала, что такое ненависть или политика, да и не могла этого знать.

Но теперь размышляла обо всем этом с полным знанием дела.

Пройдя по тротуару до угла, Элизабет обогнула группку прохожих, а потом свернула влево и ступила на проезжую часть. Ее автомобиль был припаркован в полуквартале на противоположной стороне. Она думала про врагов; думала, что все прошло чисто.

Это длилось еще десять шагов.

На капоте ее машины сидел Бекетт.

– Что ты тут делаешь, Чарли? – Элизабет замедлила шаг прямо на проезжей части.

Его галстук висел свободно, рукава рубашки закатаны до локтей.

– Могу спросить у тебя то же самое. – Он наблюдал, как она преодолевает последний отрезок темного асфальта. Элизабет оценивающе изучила его лицо – оно было непроницаемо.

– Просто заскочила ненадолго, – произнесла она. – Сам понимаешь. Проверить, как там дело движется.

– Ну-ну.

Элизабет остановилась возле машины.

– Вы уже опознали жертву?

– Рамона Морган. Двадцать семь лет. Местная. Мы считаем, что она пропала вчера.

– Что еще на нее?

– Симпатичная, но робкая. Никаких серьезных связей с мужиками. Официантка, с которой они вместе работали, считает, что у нее были какие-то планы на воскресный вечер. Сейчас пытаемся уточнить.

– Время смерти?

– По-любому после того, как выпустили Эдриена.

Бекетт бросил это в нее, будто камень: давай-ка посмотрим, как ты с этим управишься.

– Я хочу поговорить с медэкспертом.

– Совершенно исключено. И ты это прекрасно знаешь.

– Из-за Дайера?

– Он хочет изолировать тебя от всего, что имеет хоть какое-то отношение к Эдриену Уоллу.

– Он думает, что я создам угрозу расследованию?

– Или самой себе. Гамильтон с Маршем по-прежнему в городе.

Элизабет изучила лицо Бекетта, которое почти полностью скрывалось в тени. Но все равно сумела разглядеть под гладкой поверхностью какие-то эмоции. Гадливость? Разочарование? Так до конца и не поняла.

– Дайер настолько ненавидит его?

Бекетт понял вопрос. Она видела это.

– Не думаю, что Фрэнсис вообще кого-нибудь ненавидит.

– Ну а тринадцать лет назад? Тогда он кого-нибудь ненавидел?

На лице Бекетта прорезалась горькая усмешка.

– Это тебе Джеймс Рэндольф сказал?

– Предположим.

– Наверное, тебе стоит как следует взвесить источник…

– В каком это смысле?

– А в том, что Джеймс Рэндольф был всем, чем Эдриен не был. Узколобым. Лишенным воображения. Господи, да он разводился аж три раза подряд! Если кто и ненавидел Эдриена, так это Рэндольф.

Элизабет попыталась пристроить эту детальку к общей головоломке.

Бекетт соскользнул с капота и побарабанил пальцами по крылу, меняя тему разговора.

– А я и не знал, что ты до сих пор на этом ведре ездишь…

– Иногда.

– Какого, говоришь, она года?

Она наблюдала за его лицом, пытаясь уловить, к чему это он клонит. Что-то происходило, и машина тут была совсем ни при чем.

– Шестьдесят седьмого. Подработала летом и купила. Вообще-то практически первая настоящая вещь, которую я приобрела сама.

– Тебе тогда было восемнадцать, точно?

– Семнадцать.

– Ну да, верно. Семнадцать. Дочке священника… – Он присвистнул. – Настоящий подвиг.

– Типа того. – Элизабет не стала упоминать про остальное: что купила машину ровно через две недели после того, как Эдриен Уолл не дал ей спрыгнуть в холодные, черные воды карьера; что под конец она буквально не вылезала из нее; что на протяжении бессчетного числа лет эта тачка оставалась единственной хорошей вещью в ее жизни.