— Разве не ты говорил мне, что не стоит пытаться планировать свою жизнь?
— Я. Но здесь речь идет о планировании в хорошем смысле. О тех, кто получает положительные результаты анализов. Которые говорят, что у человека нет предрасположенности к заболеваниям. Тогда эта женщина из рекламы может расслабиться за стаканчиком вина вечером и спокойно отнестись к таким мелочам жизни, как разбросанные детьми игрушки. Но это уже не так важно. Важно, что написано в письме. А в другом варианте… это сложнее… мы видим, как она переменилась. Она будет использовать оставшееся время, чтобы успеть сделать то, о чем мечтала всю жизнь. Будет жить полной жизнью. А короткая, но полная событий жизнь гораздо лучше, чем долгая и скучная, когда все удовольствия откладываются на потом, а это «потом» никогда не наступает. Мне кажется, в этом сценарии тоже нет ничего плохого. Важно качество жизни, а не то, насколько она долгая.
Я увидела картину. Женщина в соломенной шляпке цветастом парео, обернутом вокруг бедер, рисует акварель; неподалеку в тени пальмы играют дети. Смотрите, как мне хорошо, хотя лет через десять-пятнадцать я умру от рака. Мне виделся в этом сценарии какой-то цинизм. Но я не могла отрицать, что многим он придется по вкусу. Мои друзья порой высказывали в разговорах мысль о том, что неплохо поменять пару лет скучной жизни на несколько минут счастья.
— Важно внушить зрителю, что жизнь не кончается, даже если у вас обнаружат предрасположенность к раку, — продолжал мой собеседник. — Если она имеется, мы с той женщиной можем об этом поговорить. Зрителю необязательно слышать, что именно мы говорим. Он только видит, что мы беседуем. Может, мы даже условимся о том, как сделать ее конец менее болезненным. В обоих случаях мы внушаем зрителю, что жизнь не кончается, когда ты получаешь результаты анализов, подтверждающие смертельную болезнь. Они дают лишь знание. Да, это противоречит тому, что я говорил раньше, но тебе известно мое отношение к знаниям. Лишние знания еще никому не вредили.
Я не совсем понимала его логику. Аргументы казались притянутыми за уши, и был большой риск, что зрителям ролик покажется нелепым и циничным. Знание того, что ты заболеешь страшной болезнью, чреватой годами невыносимых страданий и превращением в живой труп, нельзя назвать позитивным. Но если взять хороших актеров, может, и получится то, что надо. Над текстом тоже нужно поработать.
— Но как убедить их отдать роль тебе, ведь они тебя не знают?
Он одарил меня широкой улыбой, перед которой трудно было устоять.
— Скажи, что я самый талантливый актер, какого только видело человечество. Что ты познакомилась со мной через друзей, это звучит правдоподобно. Добавь, что характерные роли — мой конек, что я сочиняю стихи о смерти и вообще очень интересный парень. Тебе ведь приходилось работать и с актерами похуже меня?
На это мне нечего было ответить. Меня часто приводила в негодование мысль о том, сколько непрофессионалов и бездарей протирают штаны на хлебных должностях. Но сейчас мне не хотелось менять тему разговора. К тому же я внезапно ощутила запах водорослей, и он вернул меня к реальности или к тому, что казалось мне реальностью.
— Как ты вошел в подъезд, не зная кода? И ко мне в квартиру?
Мой собеседник ухмыльнулся:
— Ты забыла про мой ноутбук, Эрика. Это настоящее чудо техники. Если захочешь, я продемонстрирую тебе все его фантастические возможности. Гарантирую: ты очень удивишься. Видишь ли, глупо звонить в дверь и на вопрос: «Кто там?» отвечать: «Смерть».
Можно, конечно, назваться чужим именем, но я не люблю обманывать. Если я решил прийти к человеку, то нам обоим незачем притворяться, что цель визита неизвестна. Кстати, как ты себя чувствуешь?
Я не знала, что ответить. Разговор со Смертью немного успокоил меня. Я уже не боялась, что душа Габриэллы прикончит меня ночью. Но страшилась кошмаров, которых, я знала, сегодня мне не избежать. Боялась войти в спальню и лечь в окровавленную постель, догадываясь, что Габриэлла может быть где-то рядом.
— Мне нужно сменить постельное белье. — Я встала и вышла в спальню.
Оказывается, Смерть открыл там окно, чтобы избавиться от запаха водорослей. Я взяла то, что осталось от мишки, отнесла в ванную и открыла воду. Водоросли поплыли к стоку и застряли там. Мокрый мишка превратился в бесформенный комок шерсти. Я завернула его в полотенце. Потом прошла в спальню, сняла с кровати белье и, свернув его, засунула в корзину. Я не решилась стирать посреди ночи, хотя мысль об окровавленных простынях в моем доме внушала мне ужас. Комок белья был как кокон бабочки, пушистый снаружи, но гнилой внутри. На матрасе тоже осталось пятно, но, слава богу, не влажное. Я постелила свежее белье, отложив стирку матраса на потом. Терпеть не могу отмывать пятна на матрасе в дни месячных.
Патрон задержался в гостиной. В ванной он появился уже в черной фланелевой пижаме в клеточку, которая напомнила мне о дедушке. Если я и представляла себе Смерть в пижаме, то в элегантной шелковой. Хотя мысль о Смерти в пижаме вызывала у меня смех.
— Поскольку я теперь могу спать, как цивилизованные люди, решил надеть пижаму. Тебе не нравится?
Я покачала головой и провела ладонью по рукаву, наслаждаясь мягкостью ткани. Под пижамой чувствовалась мускулистая мужская рука, и я ощутила волнение. Мой патрон, казалось, ничего не заметил, но я уже поняла, что ему удаются любые роли.
— Думаю, тебе пора в постель, Эрика. Завтра суббота, и мы можем провести ее вместе. Конечно, в моей работе не бывает выходных, это слишком большая роскошь. Представь: в субботу и воскресенье никто не умирает, это случается только с восьми до пяти по будням, перерыв на обед с двенадцати до часу. Прекрасная идея… почему она до сих пор не пришла в голову Высшим силам? Теперь ты осознала, что такая работа не для зануд-бюрократов. А ты уверена, что сможешь уснуть? Я лягу здесь, на диване, если что, только позови. Души меня побаиваются. А хочешь, поставим на столик рядом с твоей кроватью флакон — вдруг она образумится.
Я не поняла, что означает это «мы»: предложение разделить с ним ложе или готовность помочь в трудной ситуации. И решила не рисковать. Кроме того, несмотря на страх, я была в состоянии провести эту ночь в одиночестве. Не прыгать же сразу из постели с Томом в постель к Смерти, тем более теперь, когда я знаю, что мужчинам вообще нельзя доверять. Надо надеяться только на себя, не полагаясь на других. Поэтому я обняла патрона за талию, как делают маленькие дети, прижалась щекой к его груди и вдохнула аромат фланели и ночи.
— Укрой меня одеялом, если хочешь. — Детская мечта о Большом Надежном Папе.
Смерть улыбнулся, взял меня за руку, отвел в кровать. Я легла, он укрыл меня одеялом и погладил по щеке.
— Сладких снов, мой ангел. Может, завтра утром я опять помою посуду.
«Climb every mountain, search high and low. Follow every byway, every path you know»
[11]
. Мелодия идет вверх, голос поднимается на октаву выше, чувства переполняют меня: страх и могущество, отчаяние и вера, знание и незнание. Мощные звуки не предполагают многозначности, они — истина. Слабый голосок подпевает им. Внутри все обмирает, когда они достигают самой высокой ноты. И вот уже он поет в полную силу, несмотря на малый вес и тонкие ноги. Он поет во весь голос: «Follow every rainbow till… you… find… youuuuur dreeeeeeeam»
[12]
.