Чингисхан. Человек, завоевавший мир - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнк Маклинн cтр.№ 151

Поскольку жестокое обращение Чингисхана с тангутами Си Ся нередко приравнивается к геноциду, то возникает вопрос: почему же он не был последовательным в проведении этой кровавой политики? Здесь можно найти несколько объяснений. Во-первых, Чаган уже сохранил жизнь некоторым тангутским олигархам и проявлял больше милосердия в отношении Чжунсина после смерти Чингисхана, когда у монгольских правителей появилось множество иных забот. По мнению других авторов, действие инстинкта импульсивных убийств ослабила эпидемия тифа, поразившая обе противоборствующие стороны ^[1857]. Бытует и такое предположение: Чингисхан сам отменил приказание «убивать на месте», после того как на юго-западной стороне небосвода появились пять созвездий и прорицатели посчитали это плохим предзнаменованием ^[1858]. Но если даже политика массовых кровавых расправ и не была предумышленной, то монголы по крайней мере сделали все для того, чтобы Си Ся и тангуты никогда больше не возрождались.

Завоевание Си Ся было одним из самых значительных достижений — по мнению некоторых историков, самым выдающимся военным успехом Чингисхана — тем более выдающимся, если принять во внимание тот факт, что военную операцию он проводил, находясь не в лучшей физической форме. Перед тем как пойти через пустыню Гоби, возможно, в январе 1226 года, он устроил грандиозный выезд на охоту, во время которой его сбросила лошадь, и хан, вероятно, получил серьезные внутренние повреждения. Во всяком случае, после этого падения состояние его здоровья так и не выправилось ^[1859]. По всей видимости, уже понимая, что жизнь на исходе, вероятно, уже пребывая в тангутском походе, и, возможно, во время одной из остановок в горах Люпань, Чингисхан созвал курултай, чтобы определить порядок наследования престола и устройство империи после его смерти. Можно лишь подивиться его способности сохранять выдержку и уверенность в себе: война с тангутами была в самом разгаре, а он был настолько уверен в неминуемой победе и своих силах, что не чувствовал необходимости передавать кому-либо бразды правления до кончины.

Прежде всего Чингисхан утвердил систему улусов. Империя делилась между четырьмя сыновьями и их наследниками. Угэдэй получал Алтай и все земли верховий Оби, Иртыша и Енисея, простиравшиеся от озер Зайсан и Убсу-Нур (Убса) до Сибири; младший сын Толуй наследовал земли центральной Монголии возле рек Селенга, Орхон, Тола, Халха, Онон, а также озеро Байкал; Джагатаю доставались озеро Балхаш, долина реки Или и Трансоксиана ^[1860]. Потенциально самый богатый улус оказывался в распоряжении Батыя, сына Джучи: похоже, Чингисхан не передал сыну «грехи» отца. Наследственные земли Батыя пролегали от Арала «до тех пределов, куда могут доскакать наши кони», а это означало, что теоретически он мог владеть всеми территориями вплоть до Атлантики ^[1861].

Чингисхан пожаловал сыновьям с правом наследования потомками всего лишь по 4000 семей в качестве некой феодальной собственности, что, по его расчетам, не могло позволить ни одному из них обрести независимость. Хотя никто не предполагал, что четыре выделенные территории должны стать независимыми ханствами, такая возможность теоретически существовала с самого начала. С административной точки зрения, Чингисхан принял правильное решение: империя была слишком обширная и громоздкая для централизованного управления одним самодержцем. Но в психологическом и политическом отношении это была величайшая ошибка, и вовсе не удивительно, что именно по схематичным разделительным линиям улусов империя со временем развалилась; проблема усугублялась и тем, что монголы интегрировались в другие культуры, теряя постепенно традиционные племенные обычаи ^[1862].

Затем Чингисхан официально подтвердил, а курултай ратифицировал назначение Угэдэя преемником. В действительности, по его мнению, ни один из сыновей не был достойным наследником и не обладал для этого всеми необходимыми великому хану качествами: военной искушенностью, стойкостью, силой воли, энергией, пониманием человеческой натуры, политической интуицией. По отдельности у каждого сына имелись те или иные способности: Джучи был человеком великодушным, либеральным и творческим; Джагатай отличался жесткостью, несгибаемостью воли, беспощадностью и даже определенной кровожадностью; Толуй обладал несомненным даром полководца, а Угэдэй был проницательным, доброжелательным и тонким политиком, знатоком человеческой психологии. Никто из них не был идеальным кандидатом; наилучшим оказался Угэдэй ^[1863].

На курултае Угэдэй сказал, что исполнит волю отца, но сомневается в том, что его собственные сыновья обладают способностями управлять империей. Чингисхан ответил, что не должно быть наследственных правителей, их должен избирать курултай на основе реальных достоинств. Если так и было на самом деле, то Чингисхан явно выбивался из традиций своего времени. В Монголии той эпохи можно было насчитать четыре варианта наследования. Один из них можно было бы назвать побочной линией наследования, когда младший брат наследовал старшему брату, и в таком случае претендентом мог стать Тэмуге. Другой известный вариант — право первородства, отдававший пальму первенства Джучи и его потомкам. Прямо противоположный подход — давняя монгольская традиция наследования титула младшим сыном: тогда следующим ханом должен был стать Толуй. И наконец, Чингисхан в роли нового типа деспота мог сам выдвинуть кандидатуру преемника и создать иной династический прецедент ^[1864]. Надо заметить, что Чингисхан не избрал ни один из этих вариантов и не дал никаких указаний для будущих поколений. Он просто-напросто объявил Угэдэя как наиболее подходящую кандидатуру, не выдвинув сколько-нибудь удовлетворительных логических или «философских» обоснований и оставив разрешение этих проблем будущим курултаям, характер и состав которых даже не обсуждался, что, собственно, и послужило причиной неизбежной фракционности и формирования условий для гражданской войны. Если кто и заронил семя раздора, то это, похоже, сделал сам великий хан ^[1865].