Чингисхан. Человек, завоевавший мир - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнк Маклинн cтр.№ 113

Страдания жителей Бухары были немыслимые, их унижали, над ними глумились, их убивали просто так, а толстосумов прежде пытали, чтобы узнать, где спрятаны сокровища. Во время осады и сразу же после нее погибло, по меньшей мере, 30 000 человек, хотя здесь обошлось без массовых кровавых расправ, которые рутинно устраивались позднее при захвате других городов ^[1395]. Словно в довершение человеческой драмы возник пожар, поглотивший весь город. Злобные пропагандисты утверждали, что организовал поджог сам Чингисхан, однако более вероятна версия случайного возгорания и молниеносного распространения огня в скученных деревянных трущобах ^[1396]. Арабский историк и путешественник Ибн Баттута, посетивший Бухару через столетие после монгольского нашествия, отметил, что город все еще лежал в руинах, будто монголы прошли по нему год назад ^[1397].

Теперь у Чингисхана было много «живых щитов», и, самое главное, он обладал психологическим превосходством. Следующей и неизбежной жертвой должна была стать столица Мухаммеда Самарканд, где жители были совершенно деморализованы падением Бухары. Для определенной части людей именно Самарканд был жемчужиной исламской культуры, одно лишь географическое местоположение превращало его в оазис цивилизации. Тоже обнесенный крепостной стеной, тоже построенный на возвышенности, этот город с населением 100 000 человек вызывал восхищение даже больше, чем Бухара. Как и Бухара, весь город был изборожден арыками, стремившимися перебороть сушь окрестных холмов, как и в Бухаре, украшением города были богатые предместья и роскошные тенистые сады. Там, где река сходит с гор, были построены несколько плотин, отводивших воду для орошения земель вокруг города и районов на северном берегу; два канала, прорытые к Самарканду, могли принимать челны; между Бухарой и Самаркандом тоже действовала система арыков, снабжавшая водой поселения, расположенные между ними. Крепостная стена перемежалась четырьмя воротами; ворота на восточной стороне назывались Китайскими, а на южной стороне — Главными, поскольку за ними находились самые густонаселенные кварталы с базарами, караван-сараями, складами и фабриками. Как и Бухара, Самарканд состоял из трех частей: цитадели, внутреннего и внешнего города ^[1398]. Радовало глаз обилие растительности и воды — фруктовых деревьев, парков, кипарисовых изгородей вдоль каналов, цветов возле мечетей, искусственных озер и прудов. Здесь процветало ремесленничество, изготавливали бумагу, кумач и ткани, прошитые серебряной нитью, парчу, кувшины, кубки и более утилитарные вещи, такие как кожи, конскую упряжь, различные масла и мази, в том числе сало для свечей и колесную мазь ^[1399].

Крепостные стены казались неприступными, но шах ввел в город еще и отборные войска. По данным арабского историка Джувейни, возможно, преувеличенным, а, возможно, и не преувеличенным, у Мухаммеда было 60 000 тюрок под командованием градоначальника Тугай-хана и 50 000 таджиков, преданных матери шаха Теркен-хатун (сестра Тугай-хана), и все они в полном вооружении стояли у стен ^[1400].

За внешней самоуверенностью шаха таилась тревога. Убежденность в неприступности города первоначально основывалась на ожиданиях монгольского нападения с востока, что позволяло бы получать подкрепления из Бухары; теперь этой подстраховки не было. Он также предполагал, что монгольская армия малоопытна в осадах, но монголы разнесли город-крепость Бухару, как карточный домик. Мало того, хотя у него и была внушительная армия, шах знал, что олигархи и купцы в большинстве своем не пожелают умирать ради его блага; падение Бухары доказало наличие латентных и множащихся пороков империи Хорезма ^[1401]. Практически все гражданское население отшатнулось от «императора», когда год назад он для укрепления стен взыскал подати за три года вперед ^[1402]. Присутствие матери на авансцене империи тоже создавало головную боль, особенно сейчас, когда кампания дезинформации на основе подложных указов от ее имени стала приносить дивиденды ^[1403]. А монгольское воинство, соединявшееся для штурма Самарканда, приобретало все более устрашающие размеры. К Чингисхану и Толую подошли войска Угэдэя и Джагатая, воодушевленные победой в Отраре; кроме того, Чингисхан отозвал 5-тысячный корпус, посланный прежде в Бенакет, явно не желая рисковать. Вдобавок, монголы постарались усилить впечатление о чрезвычайной многочисленности войск, обустроив ложные заслоны на сопках, в которых реально не было воинов, и расставив манекены среди солдат ^[1404].

Чингисхан продвигался к Самарканду медленно и осторожно, по обоим берегам реки Зеравшан, обложил город и так же неспешно осмотрел стены и фортификации. Вначале он должен был проверить: не отправил ли шах освободительные силы для снятия блокады? Его опасения подтвердились. Вскоре появилась конница из 10 000 всадников, хотя и быстро ретировалась, увидев монгольские полчища. Потом завязала сражение 20-тысячная армия шаха, которую монголы моментально разгромили ^[1405].

Все это заняло определенное время. Лишь на третий день монголы приступили к штурму. Как обычно, первые ряды были заполнены исключительно пленниками, в основном из Бухары. Когда Чингисхан приказал начать массовую атаку, у этих бедолаг не оставалось иного выхода, кроме как умереть от сабель шедших за ними монголов или от стрел соотечественников, летевших им в глаза. «Волонтерское» месиво не выдержало и бросилось бежать. Тюрки, вообразив, что побежал деморализованный противник, и, почуяв легкую добычу, выскочили из укрытий и погнались за беглецами. Вместе с ними вышли две дюжины боевых слонов — «секретное оружие» Тугай-хана, оказавшееся самым бездарным из самых бездарных средств ведения войны. Тюрки угодили в тщательно подготовленную монголами засаду и полегли тысячами под их саблями и стрелами ^[1406]. Вряд ли стоит доверять источникам, насчитавшим 50 000 жертв за один день, но не может вызывать сомнений то, что утрата человеческих жизней была страшная и неприемлемая.