Дурная кровь - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Гэлбрейт cтр.№ 199

В офисе Страйк, который при других обстоятельствах съел бы карри прямо из алюминиевой фольги, выложил на стол разномастные тарелки, ножи и вилки, а затем, поскольку Робин хотела выпить чего-нибудь покрепче, поднялся к себе в мансарду за бутылкой любимого виски. В холодильнике было небольшое морозильное отделение, где он хранил пакеты со льдом для охлаждения своей культи, а также формы с кубиками льда. Кубикам было уже больше года: Страйк мог время от времени хлебнуть крепкого спиртного, но все же обычно предпочитал пиво. Уже почти выйдя из квартиры, он вернулся, чтобы прихватить еще и один из пакетов.

– Спасибо, – пробормотала Робин появившемуся Страйку, забирая протянутый ей пакет со льдом.

Она сидела на месте Пат – за столом, где сама когда-то отвечала на телефонные звонки; на этот же стол Страйк сейчас поставил карри.

– И советую пересмотреть рабочий график на следующую неделю, – добавила Робин, осторожно прикладывая пакет со льдом к левому глазу, – потому что еще не изобрели консилера, способного замаскировать все это безобразие. С двумя фингалами нечего и думать заниматься наружкой.

– Робин… – еще раз повторил Страйк. – Черт, я так виноват. Повел себя как полный придурок, я просто… Что тебе налить: водку, виски?…

– Виски, – ответила она. – И побольше льда.

Страйк налил им обоим по тройной порции.

– Прости, – в очередной раз сказал он, когда Робин, сделав желанный глоток скотча, взялась накладывать себе на тарелку карри. Страйк уселся на диван из искусственной кожи напротив стола. – Ударить тебя – это последнее… нет оправданий… я взбесился, не совладал с собой. Отпрыски моего папаши не один месяц меня доставали, чтобы я пошел на эту вонючую тусовку, – объяснил Страйк, пройдясь рукой по своим густым курчавым волосам, которые никогда не лохматились. Он почувствовал, что сейчас должен выложить ей все как есть – причину, если не оправдание своего срыва. – Они хотели сделать ему подарок: нашу общую фотографию. И вдруг Ал мне сообщает, что у Рокби рак предстательной железы, но это, как я понял, не помешало ему пригласить четыреста рыл на развеселую дружескую попойку… Приглашение я порвал, даже не посмотрев, где это будет происходить. Что Оукден задумал какую-то подлянку, я не допер, утратил бдительность и…

Он одним глотком выпил полстакана виски.

– Непростительно было размахивать кулаками, но… эти последние месяцы… Рокби позвонил мне в феврале. Впервые в жизни. Пытался меня подмазать, чтобы добиться встречи.

– Он пытался тебя подмазать? – переспросила Робин, прижимая пакет со льдом ко второму глазу, и вспомнила, как на День святого Валентина он кричал из внутреннего офиса: «Да иди ты в жопу!»

– Практически да, – ответил Страйк. – Мол, открыт для предложений, чтобы помочь мне… Опоздал, йопта, на сорок лет.

Страйк залпом выпил остаток виски, потянулся за бутылкой и налил себе в стакан еще столько же.

– Когда ты в последний раз его видел? – спросила Робин.

– Когда мне было восемнадцать лет. Я встречался с ним дважды, – ответил Страйк. – Первый раз – в детстве. Мать попыталась меня использовать, чтобы подловить его около студии.

Об этом он рассказывал только Шарлотте. У той в семье царили такие же раздоры и странности, что и у них, вспыхивали сцены, которые для многих стали бы последним рубежом: «Это было за месяц до того, как папа поджег в прихожей мамочкин портрет, отчего загорелась панельная обшивка, приехали пожарные и всех нас эвакуировали через окно верхнего этажа», но для Кэмпбеллов это было нормой, если не сказать – повседневностью.

– Я думал, он хочет меня видеть, – продолжил Страйк. Шок от одного вида Робин и обжигающий горло виски высвободили воспоминания, которые он обычно держал крепко запертыми внутри себя. – Мне было семь лет. У меня начался адский мандраж. Я хотел классно выглядеть, чтобы он… чтобы он мной гордился. Попросил, чтобы мама разрешила мне надеть выходные брюки. Подошли мы к студии – у матери были связи в музыкальной индустрии, кто-то дал ей наводку, – а нас не пустили. Я подумал: не иначе как тут ошибка какая-то. Бугай у входа явно не понимал, что папа хочет меня видеть.

Страйк выпил еще. Между ним и Робин остывал на тарелке карри.

– Моя мать стала качать права. Ей пригрозили, и тут из машины позади нас вышел менеджер группы. Он знал, что представляет собой моя мать, и не хотел публичных скандалов. Провел он нас в здание, в какую-то каморку подальше от студийной аппаратуры. Начал втолковывать, что являться без договоренности не положено. Если она хочет увеличить размер алиментов, пусть действует через адвокатов. И до меня дошло, что никто нас туда не звал. Мать стала пробиваться к отцу силой. Я разревелся… – жестко сказал Страйк. – Хотел просто сбежать… Моя мать и менеджер разорались – и тут входит Рокби. Услышал эти вопли, когда возвращался из туалета. Как видно, кокса нюхнул, но это я понял много позже. В каморку ввалился уже на взводе. А я силился улыбнуться, – продолжал Страйк. – Весь в соплях. Боялся показать себя нытиком. Представлял, как папа сейчас меня обнимет: «Ну вот и ты, наконец-то». А он смотрел на меня как на пустое место. Подумаешь, фанатка голимая приволокла с собой спиногрыза, которому штаны коротки. Штаны, сука, всегда были мне коротки… Рос слишком быстро… Потом он узнал мою мать, и до него дошло. У них разгорелся скандал. Я не запомнил, что они кричали. Мал еще был. Но суть сводилась к следующему: как она посмела сюда припереться, у нее же есть контакты его адвокатов, а платит он ей достаточно, и если она сорит деньгами, это ее проблема; а потом и говорит: «Звездец, из-за какой-то случайности…» Я решил, что его по случайности занесло на студию или как-то так. Но потом он вылупился на меня, и я понял, что имелось в виду. Случайность – это я.

– О господи, Корморан, – тихо сказала Робин.

– Да, – продолжал Страйк, – начислим ему бонусные очки за честность. Он хлопнул дверью. А мы поплелись домой. После этого у меня теплилась надежда, что он раскаивается в сказанном. Трудно было отказаться от мысли, что отец жаждет меня видеть. Но продолжения не последовало.

Хотя до ночи было еще далеко, в помещении становилось все темнее. Высокие здания на Денмарк-стрит в это время суток погружали офис в тень, но детективы не стали включать свет.

– А во второй раз, – сказал Страйк, – я уже действовал через его поверенных. Мне было восемнадцать лет. Только что поступил в Оксфорд. Мы годами не прикасались к деньгам Рокби, поскольку его адвокаты повторно обратились в суд, чтобы добиться ограничений на статьи расходов моей матери. Она катастрофически не умела обращаться с деньгами, просто пускала их на ветер. Короче, без моего ведома дядя с тетей сообщили Рокби, что я стал студентом. И моей матери пришло письмо, где говорилось, что по достижении мною восемнадцатилетнего возраста Рокби больше не имеет по отношению ко мне никаких обязательств, но при этом ей напомнили, что право пользоваться средствами, которые накопились на банковском счете, переходит ко мне. Я договорился о встрече с ним в юридической фирме, которая его обслуживала. Он пришел со своим бессменным адвокатом Питером Гиллеспи. На сей раз я удостоился отцовской улыбки. Что ж, в финансовом отношении он теперь от меня откупился, но я уже был достаточно взрослым, чтобы общаться с прессой. Оксфорд явно стал для него некоторым потрясением. Видимо, он прикинул, что люди, выросшие в такой обстановке, как я, долго не живут. Поздравил он меня с поступлением и заверил, что теперь у меня есть полностью сформированный финансовый портфель, поскольку моя мать в течение шести-семи лет не имела к нему доступа. Ну, я ему и посоветовал, – ухмыльнулся Страйк, – засунуть эти сраные деньги себе в задницу и поджечь. А потом развернулся и ушел. Самодовольный желторотый идиот. Мне и в голову не пришло, что в случае разрыва с Рокби все финансовое бремя ляжет на Теда и Джоан, к чему они были готовы… До меня это дошло только позже. Но я недолго сидел у них на шее. После смерти матери – а я тогда учился на втором курсе – я бросил учебу и поступил на военную службу.