– Игорь, тише, спокойней лежи, – говорю строго, а когда остается последний стежок, второй мудак начинает стонать. Я на автомате даю ему с носака по затылку, а Вульф прыскает в пол:
– С кем я связался, Рэмбо-баба?
– Лежи спокойно, раненый дикий пес, – оторвав нить, обтираю спину Игоря от крови, волчара на его коже скалится, и в глазу теперь с десяток дырочек будет. Клею на прослойку бинта несколько полосок лейкопластыря, а этот шибко больной Больной выглядывает через плечо и улыбается.
– Ты смотри, как новенький, – у него пот градом и зрачки расширены, а он смеется и шутит. – Поехали отсюда, моя волшебная иголочка?
– А эти? – показываю на два тела.
– Данька пусть разбирается. Мне хватит приключений. А ты, – Вульф тяжело поворачивается и хватается за предложенную мной руку, – все мне теперь расскажешь.
Глава 34. Вульф
Боль я умею терпеть, а вот осознавать, что женщина рядом с тобой – вроде солдата-убийцы – совсем тяжко. Хотя… Лучше так, чем лежать с распоротым животом и смотреть застывшим взглядом в облущенный потолок.
– Вставай, Игорь, – Вера тянет меня, подставляет маленькое плечо, а я боюсь раздавить ее своим весом.
– Я от тебя охреневаю, Звезда.
– Вульф, меньше болтай, нам нужно спешить, – хрипит она и выталкивает меня из квартиры. В коридоре все еще пахнет сигаретами, а меня глючит от боли и какого-то странного опьянения от моей малышки. Губы жжет желание придавить ее к стене и зацеловать до крика, но моя раненная шкурка забирает все силы.
Каждый шаг отдает болью в ногу и прострелами под ребра. Я стараюсь не напирать на девушку, но, пока мы доползаем до байка, успеваю тысячу раз чертыхнуться, облиться потом и даже споткнуться. Темнота вокруг, собаки лают, и небо тяжелое и непроглядное над головой: ни луны, ни звезд.
– Нужно Даньке позвонить, чтобы этого, – машу в сторону дома, – убрали.
Вера напрягается и сдавливает пальцы на запястье.
– Не бойся. Дай мобильный, – присаживаюсь на край мотоцикла, стараясь не рухнуть на асфальт, и протягиваю руку.
Вера недоверчиво смотрит, кусает губы, но затем кивает и отдает свой телефон.
– Надеюсь, будешь мне сухари возить, – говорит, усмехнувшись.
– А как же.
Переставляю быстро карточки и набираю Даньку. Показываю Вере знак “тихо”, и она замирает рядом, как солдатик.
– Дань… я влип, – говорю без вступлений. – Конкретно.
– Где ты?
– Да Веронику искал на съемной квартире и там на двух уёбков напоролся. Они ее ждали. Ждали, понимаешь? Меня, сука, подрезал один, второго я… – откашливаюсь.
– Сам как?
– Норм, сейчас поеду раны зализывать. Я сразу свалил, но другой еще хрюкает, его бы допросить, пока не смотался. Пиши адрес.
После короткой паузы, пока Даня царапает по бумаге, я выдыхаю в небо и стараюсь не отъехать от слабости.
– Гроза, будь дома, никуда не рыпайся, – напряженно говорит друг. – Понял? Звездную найдешь – мне сообщи.
– Конечно-конечно, – я смотрю в серые удивленные глаза девушки, тянусь обнять, но скручиваюсь от резкой боли в боку, а Вера прижимается и утыкается в плечо лбом. Ни слова не говорит, но я ее понимаю. Это маленькое “спасибо” от чистого сердца. – Как только ее встречу, сразу наберу, – выдавливаю с хрипом и отключаюсь.
– Вульф, и что теперь? – тихо спрашивает Вера, осторожно отстраняясь, но все еще не отпускает мое запястье.
– Поехали домой, там нас никто не найдет.
– Ключи, – она раскрывает ладонь и зазывает пальцами.
– Ты? На моем байке? О, я хочу на это посмотреть.
– Ты многого обо мне не знаешь, волчара, – она накось улыбается и так эротично садится на сидение, что я даже забываю о маленькой неприятности в виде рваной куртки и горячей от крови одежды.
– Вези уже, путеводная звезда, а не то я свалюсь на повороте, будешь потом искать.
– Буду, – говорит булавка, мягко улыбаясь.
– А утром сбежала, думала, что я враг, – пожимаю плечом и сажусь назад, охая, как старик. Обнимаю девушку за талию, поднимаю ладони вверх и мацаю упругую небольшую грудь.
– Спокойно, – шикает Вера и сдвигает мои руки вниз. – Больной, сидите и не варнякайте.
– Я тебя хочу, Звезда. Я тебя люблю, Звезда… – почти падаю на ее лопатки, хочу обнять ее сильно-сильно, но руки, как тряпки.
– Не ерзайся, Игорь, – мы срываемся с места, и Вера кричит за спину: – Держись крепче, несносный прилипала!
– Дикий пес, как-то поинтересней звучит, – еле слышно ворчу и пытаюсь слушаться, но пальцы будто деревянные.
– Ты сейчас подбитый старый волк, – притормаживая на повороте, смеется Вера. Я чувствую по ее натянутой спине, что напряжение не ушло, что волнение колотится под ребрами, просто спряталось, надело маску. Она невероятно сильная, а суку, что ее обидела, я обязательно достану. Дайте только отлежусь пару дней.
Минут двадцать из меня выдувает всю душу, хотя холодный воздух в какой-то степени обезболивает, но когда мы подъезжаем ко двору, я еле сползаю с байка и тащу свою тушу к воротам, где благополучно сползаю по стеночке.
Вера заводит мотык во двор, оглядывается, оценивает дорогу. Делает это быстро и привычно, старается держаться в тени. Сколько лет она пряталась, сколько лет бегала и боялась сталкиваться с людьми?
– Давай, Вульф, ты же центнер весишь, я тебя не дотащу до двери, – она подпихивает меня плечом и почти тащит на себе, а я, слабак, банально не могу идти.
– Оставь меня, сбрось балласт, – тихо напеваю, – не доказаны теоремы. Ты стены свои в черный покрась, спрячь за ними проблемы.
– Куда-то ритм убежал, – сдавленно говорит Вера, когда мы добираемся до входа.
– Пофиг, я ничего не могу вспомнить, на ходу придумал, – жду пока она найдет в кармане ключ и блаженно ухмыляюсь, когда ей приходится засунуть руку в тесный карман брюк.
– Обазоченный… – шепчет она, когда слегка касается восставшей плоти.
– Был же больной?
– Не представляю, как в таком состоянии можно еще и возбуждаться, – она возится с замком, а я встаю позади и ласково провожу ладонью по ее бедру, завожу руку между ног и плыву вниз.
– Просто ты потрясающая. Я сдохнуть за тебя готов.
– Да ты романтик, – она отодвигает меня и затаскивает в приоткрытую дверь. В доме все еще пахнет нашей любовью, а на пороге нас встречает изголодавшаяся Лисса. Носится между ног и воет так, будто она не день, а неделю сама просидела.
– Ах, я же ее утром не покормил! – прислоняюсь к стене и стараюсь на свалить шкаф в прихожей. – А все ты, булавка, виновата. До чего же хреново быть таким… – язык заплетается, а боль перетекает в голову и обратно в рану. – Беспомощным.