Нет же, никогда, ни за что...
Скольжу ниже, ниже, по стройным ножкам, дурею от нежности кожи, оглаживаю аккуратные ступни, пересчитываю крошечные пальцы. Возвращаюсь назад, к бедрам. Раздвигаю крепкие ноги в стороны. Вера немного упирается, пытается спрятаться под ладонями, накрыть самое сокровенное, но я закидываю ее кисти вверх и прижимаю к подушке.
– Все хорошо, Ве-ра, – шепчу и дыханием распускаю по ее коже новые бусинки дрожи.
– Как. Ты. Это. Делаешь… – ее тихий голос крошится вожделением, а, когда я раскрываю лепестки, провожу пальцами вдоль и толкаю их вглубь, девушка шипит сквозь зубы неразборчивое ругательство и изгибается, как ивовая ветвь.
Ввожу палец с напором и, придавив Веру собой к постели, целую набухшую горошину соска. Я готов завыть волком от ее жара и несмелого толчка навстречу. Она охрененная, и это не отменить, не высечь из себя, даже если сильно припечет, и наши пути разойдутся.
– Ву-у-ульф, я… – булавка прячет лицо, глушит ладонями свой голос и снова подается неосознанно вверх.
– Да-а-а, я здесь, – веду маленькую по краю, придерживая, чтобы не сорвалась в пропасть. Массируя, изучая, наслаждаясь ее плотностью и жаром. Сначала томно медленно, затем увеличиваю амплитуду и вдавливаю девушку в постель. Когда напряжение кажется невыносимыми, и я вижу, что Вера не оттолкнет меня, наклоняюсь и касаюсь ее возбужденного узелка языком, слизываю пряный вкус и ускоряю темп проникновения. Девушка вскрикивает и запускает пальцы в мои волосы, тянет до резкой боли.
– И-и-горь, ты невозможн… – и раскалывается хриплым криком. Ее подбрасывается вверх, но тут же обрушивает на кровать, дергает, будто в приступе. Под моими пальцами горит ее дикая страсть, ее нераскрытые ощущения, а девушка быстро-быстро дышит в потолок и выгибается, выгибается… Сильно вздрагивает снова и снова, пока все импульсы не отпускают.
Отдышавшись, Вера раскрывается звездой, но, поймав мой голодный взгляд, тянет к себе за плечи ослабевшими руками.
– Так не бывает.
– Еще как бывает, – облизнувшись, довольно усмехаюсь. – И я хочу тебя, малышка-булавка…
– Я твоя, великан-волк.
Глава 29. Звезда
Просыпаюсь от шумного дыхания в ухо и горячего прикосновения губ. Я зажата в цепких объятиях, сдавлена сильными ногами. От воспоминаний, что мы с Игорем творили всю ночь, хочется засмеяться в потолок и сказать Судьбе: «Выкуси! Я буду счастлива, как бы ты не старалась меня сломать». Но мне мешает это сделать короткий и надоедливый «тилик» на тумбочке.
Что-то царапается под ребрами, когда я осторожно освобождаюсь из плена рук Вульфа, и он, сладко посапывая, переворачивается на другой бок, спиной ко мне. Тянусь к мобильному, как воровка. В груди колотится сердце, но я должна узнать, кто ему пишет так настойчиво.
И следующий миг выбивает из груди весь воздух:
«Жду твой следующий ход. И да, привет от Марьяна Егорова. И.»
Егоров жив? Не может быть…
Этого не может быть, потому что я его убила… Я ведь в мерзкую грудь нож вонзила пять лет назад, я видела, как он упал, проверяла пульс – мне нужно было убедиться, что он не будет больше ходить по земле. Эта тварь не могла выжить.
Первая мысль – убить Игоря во сне. Вторая – незаметно уйти. Третья – вводит меня в холодный ступор, когда ты, как бабочка на игле – жива, но уже мертва.
Трясущимися руками кладу телефон на место, а сама застываю у изголовья кровати.
Как я могла не увидеть обмана, как могла подпустить врага так близко? Игорь даже сейчас, когда сладко спит, кажется мне искренним и безопасным. Но это не так. Егоров не знает пощады, и я не могу поверить, что банально попалась на хитро расставленные сети. Если Марьяну что-то нужно, ему на всех похрен, он убивает с одного взгляда, он ломает от одного прикосновения. Он просто Дьявол во плоти.
От моего тихого вздоха Игорь открывает глаза. Теплые смешливые глаза, что смотрят на мое тело и съедают заживо. Я бросаюсь на него, как тигрица, прижимаю к постели и зажимаю рот ладонью, когда он пытается что-то сказать.
Отодвигаю одеяло, царапаю его кожу и с рывком насаживаюсь, впуская его в себя.
Он шепчет что-то, ласкает грудь, подкидывает меня в быстром темпе и стонет от удовольствия. И жмет, жмет, жмет до боли бедра. И яростно вколачивается. А я ничего не чувствую. Совсем ничего. Ни возбуждения, ни жара, ни-че-го. Намерено причиняю себе боль, чтобы не оставлять после Вульфа что-то хорошее. Даже крупицы. Выдеру его из себя, как сорняк.
Игорь быстро кончает, изогнувшись и замерев во мне каменной стрелой, а когда опадает на постель, я замахиваюсь и со всей дури даю ему пощечину.
– Этого достаточно, чтобы оставить меня в покое? – слегка наклонившись, говорю сквозь зубы, а затем слезаю с него и, ткнув в лицо фак, ухожу из спальни.
Если он меня догонит, задушит, убьет – я сопротивляться не буду, потому что жутко устала прятаться и делать вид, что сильная и все смогу преодолеть.
Но Гроза не спускается. Даже когда я хлопаю входной дверью, не спешит меня остановить или задержать. Отпускает?
Возле калитки я оборачиваюсь и замечаю его высокую фигуру на балконе. Игорь смотрит, слегка прищурившись, скручивает руки на широкой груди и разворачивается ко мне спиной. Будто ему все равно, что я ушла. Конечно, все равно, на что я надеюсь? Что он будет клясться, что любит, что Егоров – это просто совпадение? Егоров Марьян – совпадение? Не верю! А И. – это ли не его дочь, для которой вынашивала ребенка Женя?
Покачиваясь от слабости, спешу по дороге к остановке. Поселок незнакомый, а мне нужно добраться домой: там новые документы, вещи и деньги. Придется снова все оставить, зря я вернулась в наш город с надеждой, что меня все забыли. Зря я доверилась Грозе.
От боли и слез забредаю в какой-то парк, падаю на лавочку и долгое время не могу привести себя в порядок. Меня просто придавливает к земле, выжимает слезы, будто я истеричка, а под горлом жуткая тошнота и страх.
Набираю знакомый номер.
– Это я, – голос сипит, крошится на сегменты.
– Что-то случилось?
– Да, я не приду в ближайшее время, не смогу позвонить, но деньги на лечение переведу.
– Хорошо, – и связь обрывается.
Почему именно в этот раз так сложно сделать шаг в сторону, в тень? Почему именно с Игорем расставаться так сложно? Я же верила, я же раскрылась ему, а он…
Прячусь под ладонями и не хочу дышать. Потому что на коже остался его запах, на губах все еще горят дерзкие поцелуи, а белье влажное от горячей спермы, и ноги сводит от неудовлетворенности и огня в крови.
Сквозь поредевшие деревья замечаю синий блеск воды. Сбегаю на берег речки и долго умываюсь холодной водой. Хорошо, что для людей я – невидимка, никто не смотрит, никто ничего не спрашивает.