В перерывах суеты - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Барщевский cтр.№ 55

На третьем курсе вышла замуж за студента МАИ, он на инженера учился.

Вы уж простите, что так подробно пишу. Иначе не поймете ни просьбу мою, ни причину, по которой прошу.

Коротко говоря, вернулись мы с ним обратно потом в Куйбышев. То есть я вернулась, а он попросил распределения на Куйбышевский авиастроительный завод.

Работать я в городе не осталась. Жили-то мы в городе, в заводском общежитии, но в городскую школу я не пошла. Помнила, что в деревне мои сверстницы, и те, кто старше, ни читать, ни писать толком не умели. А когда мы в эвакуацию приехали, нас как родных встретили, и обогрели, и приютили. Муж против был, но я пошла в обком партии и попросила перераспределить меня в ту деревню, рядом с которой нас в поле высадили. Долг свой перед этими людьми чувствовала. Мы тогда все идейные были. Особенно после победы над фашистами.

Каждый день на автобусе двадцать километров туда, вечером обратно. Потом электричку пустили. Легче стало. Иногда оставалась ночевать, это когда уже беременная была. В колхозном клубе мне закуток сделали. Так я шутила потом, что с Лениным не одну ночь проспала. Его бюст аккурат в моем закуточке стоял.

Так я отвлеклась. Жили мы, как все, тяжело, но с настроением. Я преподавала математику, а когда не было учителя по литературе, так и этот предмет. А не было часто. Кого из молодежи распределяли после института, они три года отработают и уедут в город. Мне не трудно было. Курс не менялся лет двадцать. А вот с Перестройкой все стало сложнее. Те книги, что мы осуждали, теперь детям преподавать начали. Как я им объяснить могу, когда сама ничего не понимаю? И математику сократили. Зачем? Ведь инженеров надо со школьной скамьи растить. Языком-то болтать всякий может, а вот чертеж сделать, станок наладить, я не говорю уже Гагарина в Космос отправить — это сложнее. Я что-то давно не слышала, что у нас в России новый самолет изобрели. Раньше-то и «Ту», и «Анны», и «Илы», и «Русланы»... Но я опять, извините, отвлеклась.

Два сына у нас с мужем родились. Оба, конечно, инженерами стали. Один — электронщик, второй — авиастроитель.

Старший в НИИ работал. Так после Перестройки НИИ тихо помер, в магазинах пусто, зарплаты нет. Вы знаете, как бывает, когда чего долго не разрешают, а потом вдруг разрешат? Надо оно тебе, не надо, так ты этого захочешь. Вот так с Мишей, старшим нашим, и получилось. Разрешили в Израиль выезжать. Он и загорелся.

Я ему — здесь Родина! Он мне — мачеха. Ну а тут еще антисемитизм стал открытым. Не со стороны власти, а на улице. Я ему объясняю, когда людям плохо живется, они во все века в этом евреев обвиняют. Говорю, подожди, жизнь наладится — все пройдет. А он отвечает, вот-вот, пока все наладится, так жизнь и пройдет. Отец вообще с ним разговаривать перестал. Так он все-таки уехал. Младший, Иван (не удивляйтесь, Иван это чисто еврейское имя), остался. Он как раз в кооперативе стал работать. Не работать просто, а хозяином. Отец совсем запереживал: два сына инженера — один в Израиле, второй — импортные сигареты завозит. А он о династии мечтал. Вот он и умер, за полгода. Миша хотел на похороны приехать, так его не пустили. И что таки смешно и страшно — отказал ему мой бывший ученик Степа Попов. Он КГБ области возглавлял. Я к нему пришла, он говорит, Елизавета Яковлевна, вы меня сами принципиальности учили. Я говорю, учила. Так сын ваш Родину предал, уехал. Что ему здесь делать? Я говорю, так я тебя и гуманности учила. А он говорит, гуманность это не вопреки принципиальности. Вы же, говорит, двойки ставили, хотя знали, что дома папка пороть будет? Ставили. Гуманно это было? Нет. Но принципиально. Мы Вас за это уважали. Так вы меня тоже уважайте. Ушла я ни с чем. Получается, я сама и виновата, что Мишу на похороны отца не пустили.

Так я вас о чем попросить хочу. Мне самой ничего не надо. Пенсия, конечно, у меня маленькая. Но мне не надо. Иван теперь крупный бизнесмен, денег довольно, он даже и брату помогает. Там, в Израиле, я сама видела, жизнь тяжелая. Страна-то воюет. Я за школу просить хочу. Учителей в деревнях как не было, так и нет. Программу по точным дисциплинам все сокращают. По литературе преподают бог знает что. Вы посмотрите сами учебники. Вспомните, чему Вас учили. Так поймете сразу, что к чему.

А главное, так это Миша. Он вернуться домой хочет. Нет ему там жизни в Израиле. Язык чужой, культура чужая, ценности не наши. Я не прошу ему ни квартиры, ни работы. Это Иван все решит. Но вот гражданство наше вернуть — это только Вы можете.

Прошу в моей просьбе не отказать. Я старая, мне помирать скоро. Наша семья, сколько историю предков знаю, всегда в СССР или в бывшей Российской империи жила. Все здесь в земле и упокоились. Мы дети России. Я хочу обоих сыновей перед смертью дома видеть. А Миша и для России полезен будет. Он очень хороший инженер.

Если письмо будут читать Ваши помощники, прошу их передать если не само письмо, так просьбу Президенту. Я имею на это право. Я жизнью своей, пятьюдесятью годами трудового стажа это заслужила!

С уважением, Елизавета Яковлевна Харон.

Исполнительница подходит к ящику и опускает письмо.

Гаснет свет. Звучит песня «Учительница первая моя» (название не точное).

На сцене молодая женщина, лет тридцати, в броском фирменном «прикиде».

Господин Президент!

Я пишу Вам за своего мужа. За весь российский бизнес. За справедливость. Против взяток. Хочу, чтобы Вы пожалели меня по-человечески.

Родилась я в Константинове Рязанской области. Там же, где Есенин. Слышали, наверное. При рождении кому что Бог дает. Кому мозги вертлявые, кому папашу с мамашей богатеньких. Мне Бог внешность дал. Я класса с седьмого красавицей была. Парни за мной табунами бегали. Но я себя берегла.

С учебой у меня плохо получалось. Скучно. Поэтому как шестнадцать исполнилось, я в ресторан пошла официанткой работать. Там на меня один московский гость запал. По-серьезному. Денег за потрахаться не предлагал, сказал, зовет в Москву на модель учиться. Мамаша сказала — езжай. Папаша-то пьяный всегда, ему и так все по фигу.

Серега гадом оказался. Сам со мной развлекаться не стал, а вот дружкам своим продавал, кому на раз, кому на неделю. Один раз меня на два месяца сняли.

Одевал меня он, деньги мужики давали. Но я поняла — так в жизни не пробьюсь. Надо что-то серьезное заводить. Думала косметический салон открыть, но на это ни один денег не дал.

Тогда я сбежала и стала каждый вечер в «Ферст» ходить. Клуб такой, туда богатенькие Буратинки снимать красивых девчонок приезжают. Меня бы из него быстро поперли, там площадка платная, но менеджер оказался наш, рязанский. Сказал — две недели можешь бесплатно счастье искать. Повезет, потом два косаря отдашь.

Успела. Меня один строитель заприметил. Запал по полной программе. Короче, стали мы жить вместе. Полтора года прожили. И подарки делал, и по пять тысяч баксов в месяц давал, и фитнес оплачивал. Джипик мне купил. Любил, короче. Но трахаться с ним — одно мучение. По полтора часа пыхтит, а мне удовольствия никакого. Да, забыла сказать, устроил меня в институт. Я на Пи-Ар учиться выбрала. Там в основном девчонки были вроде меня. Приезжие, красивые, у всех спонсоры. Одна даже замуж вышла. По-настоящему.