В перерывах суеты - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Барщевский cтр.№ 54

Я понимаю, что подобные выводы не могут привести Вас в благодушное расположение духа. Но создавать Вам хорошее настроение — задача других. Тех, кем Вы себя окружили. Возможно, очень возможно, что эти люди и вовсе не допустят того, чтобы Вы прочли это письмо. Но это не моя вина — я сказала вам правду. И не их — они оберегают свои интересы. Вина исключительно Ваша — Вы допустили, чтобы за Вас кто-то решал, что Вам следует знать, а что нет.

С уважением к выбору большей масти населения моей страны, доктор философских наук, политолог, Ксения Амировна Большова.

Исполнительница подходит к ящику и опускает письмо.

Гаснет свет. Звучит песня «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка».

На сцене таджичка, испуганная, зажатая. На вид лет пятьдесят.

Дорогой, любимый Президент!

Я благодарю Вас и ваша Великая страна Россия, что приютили. Вы старший брат для мой маленький народ. Вы спасала нас во время войны, а потом кормила хлебом, мясом. Сегодня вы тоже нас спасала. Я люблю Россия.

Иногда нас обижать плохие чиновник. Регистрация — нет. Милиция — деньги отбирать. На работу к хозяину пойдешь, все сделал — деньги хозяин не заплатила. Куда жаловаться? Какой поможет?

Мы сейчас работаем дворники в Москве. Мой муж, я, три сына. Младший четыре года. Средний — двенадцать, старший — шестнадцать. Мне тридцать два года. Я еще молодой. Муж тоже молодой — сорок годов. Мы хотим записать российское гражданство. Мы обещаем много работать. Хорошо работать.

Нас не надо бояться. Мы не воровать никогда. Таджик всегда честный.

Я пишу, чтобы Вы издал указ. Запретить нас называть черные. Больно, когда тебя черный называть.

Мы убираем три двора в Москве. Снег чистить, лед колоть. Мусор собирать. Русские нас любить. Говорить — никогда так чисто не было. А когда мы куда идти — нас обзывать черный. Почему русские такой? У них во двор тоже таджик убирать. Они свой таджик — уважать, не обзывать, а чужой таджик — черный.

Запретите нас черный обзывать!

Я не жаловаться. Мы любим русский — он нас кормит. Дома работа нет.

А еще детей школа не примут. Нет гражданства. Регистрацию записали, а школа не примут. Адвокат сказала — должен принять. Директор-мужчина сказала — не возьму. Наркотик продавать станет. Я ему клянусь, наркотик продавать не будет. Он говорит, я в Афгане воевать, знаю вас, черных, — вы врете и предавать. А потом говорит — не все, правда. Был у меня друг, когда меня ранить, девять километров на себе тащить. Таджик. Но он другой. Он улицы не убирать. Его всегда любить. Вас не верю.

А сестру мою милиция заставила на улица работать. Проституткой. Она без регистрация была. Приехала Москву. Ее поймать. Три дня милиция сама трахать. Ей двадцать лет, она взрослая, ей не страшно. А потом отдать ее паспорт бандитам. Они ее паспорт у себя держать. Два дня не кормить. Потом мужчинам продавать. Она красивая. Много денег платить. Бандиты обещать через три месяца домой пойдешь или регистрация запишем. Теперь год не отпускать. Она устала. Каждый ночь три мужчина. Два раза аборт делала. Врач сказала еще раз, и детей не будет. Кто ее тогда возьмет? Бандит не русский, бандит с Кавказа. Он русский не любит, говорит, русский его сестру убил. А мы, таджик, виноват разве?

Родной брат говорил, в деревня совсем хуже. Он с семья поехал Рязанская область. В деревня — работа искать. Фермер его нанять, хорошие деньги платить. За свиньями смотреть. Деревенские мужики бить. Говорить, ты нас без работы оставила. А брат говорить — ты сама за эти деньги работать не хотела. А мужики говорить — мы не хотела — наше дело. А ты согласилась — нам не платить, сколько мы хотела. Четыре раза брат деревня менять. Сейчас довольный — живет брошенная деревня. Никто народ нет. До фермер семь километров ходить, зимой плохо, а летом легко. Фермер добрая — баллон с газом дала, генератора купила — света есть. Брат его любить. Нас звать. Мы отказала — останемся Москва. А сестра бандиты отпустят — туда ехать.

Русский добрый, он жалеет таджика, кормит. Работа дает. Некоторый злой. Издай указ — запрети нас черный обзывать!

Уважаемая Вас, Гульжан Нуржупаева.

Исполнительница подходит к ящику и опускает письмо.

Гаснет свет. Звучит песня про дружбу народов.

На сцене пожилая женщина, провинциалка лет семидесяти, по виду учительница.

Уважаемый товарищ Президент!

Извините, что обращаюсь к Вам «товарищ». Мне так привычнее, я старый человек и берегу свою психику. Хватит с меня того, что цены все считать надо в долларах и евро, которых я в глаза никогда не видела, чтобы еще на «господ» и «сударей» переходить.

Но не об этом мой разговор к Вам. Сразу признаюсь, что совсем не все изменения, которые я наблюдаю в последние годы, мне не по душе. Ни в молодости, ни в зрелые годы я и помыслить не могла, что рискну написать лидеру страны письмо, в котором скажу, что думаю, и не буду бояться за последствия. Другой вопрос, а что толку? И сразу ответ — все равно, приятно.

Впрочем, я свое отбоялась. Когда немцы, с которыми мы теперь так дружим, подходили к нашему местечку в Белоруссии, мы успели эвакуироваться. Многие не успели. Тогда мне повезло в первый раз. Потом наш эшелон под Смоленском разбомбили. Эшелон во время налета стоял, бомба попала за два вагона впереди нас, но так как он-то таки стоял, то мне повезло во второй раз — мы не пострадали, ни мама, ни брат, ни даже отец. Нас пересадили в другой эшелон. Мы в поле провели три дня. Так не было ни дождя, ни налетов, пока новый поезд ждали. Разве не повезло? Повезло. А через два дня, на каком-то полустанке, уже не помню каком, отец пошел за кипятком. Так передали, что вот налет будет, и поезд поехал. Отец не знал, в очереди к титану стоял. Он остался. Мы уже думали все, больше не увидимся. В такой-то суматохе, неразберихе. Самое страшное, что паспорт его у нас остался. Думали, его НКВД арестует как шпиона. Но опять повезло. Через неделю он нас догнал. Эвакуированные эшелоны шли медленно, пропускали военные и заводские, ну что заводы на Урал везли. Так он с каким-то военным эшелоном поехал. У него с собой дедушкин золотой брегет был, и комендант поезда его за этот брегет пожалел. Повезло.

Сколько людей по дороге померло, рассказывать не буду. Вы в советской школе учились, это вам хорошо преподавали, не то что сейчас. Но об этом позже.

Привезли нас под Куйбышев (это сейчас он Самара, а вообще, конечно, Куйбышев). В чистом поле разгрузили. На первое время старые армейские палатки дали. А так говорят, вот лес вокруг — стройтесь. Мой отец всю жизнь, как и дед, и прадед, печником был. Сами понимаете, в такое время, в такой ситуации — профессия что надо. Опять повезло. Голодать не пришлось — соседи за печки кормили.

Я в колхозе на поле работала. Мы все в колхоз записались. Правда, нас и не спрашивали. Молодая девчонка была, двенадцать лет, но трудодней имела, как взрослые. Меня в комсомол приняли в тринадцать, на год раньше, чем полагалось. Бригадиром сделали. Командовала я сорокалетними женщинами. Но я грамотная была, считала хорошо, потому и проблем не было. А когда война кончилась, колхоз меня учиться отправил. Причем не в Куйбышев, а прямо в Москву. В педагогический, я считала хорошо.