Ката - читать онлайн книгу. Автор: Стейнар Браги cтр.№ 45

Общаться с ней непросто, порой она меня задевает – но, в сущности, она хорошая и добрая. Когда у меня смена не ночная, я прихожу домой, немного отдыхаю, а потом зову ее на ужин. За едой Соулей выпивает, а иногда и я тоже с ней за компанию. А потом мы беседуем или смотрим телевизор, пока она наконец не уходит домой, чтобы напиться там до бесчувствия. Если до дому ее подвожу я, то мы иногда ездим «покататься», особенно в выходные, когда на Лёйгавег полным-полно народу. Некоторые ее друзья все еще торчат в барах, но Соулей туда больше не ходит, разве что изредка. Она говорит, что ей стыдно за себя: за внешность, за все свои поступки, – но подробно об этом не распространяется.

На улицах города невероятное количество в стельку пьяных девушек – впрочем, я об этом и так знала по ситуации в приемном покое. К полуночи они выходят на Лёйгавег на заплетающихся ногах – юбка задрана до самой шеи, тушь размазалась по щекам – и орут по телефону на кого-то, кто им изменил. Или ходят толпами, горланят песни, виляют бедрами и размахивают своими маленькими бутылочками. (Если на улице попадаются мужчины-иностранцы, то при виде такого буйного поведения они робеют, как девчонки, – но все же смотрят, как завороженные. А мужчины-исландцы слишком пьяны, чтобы о них можно было сказать что-то еще.) Иногда мы ехали за девушками, которые шли одни, нагрузившись алкоголем настолько, что с трудом переставляли ноги, и, кажется, вообще не соображали, куда направляются. Некоторых из них мы притаскивали к себе домой, чтобы проспались.

27 июня

Одна подруга Соулей сказала, что много раз на неделе видит Бьёртна и Атли в городе, обычно в баре «Б5» в переулке Банкастрайти или в «Востоке» на Эйстюрстрайти. Она говорит, что Атли вроде бы очень плотно сидит на кокаине, а Бьёртн сам никаких запрещенных веществ не употребляет, кроме стероидов, и что после того, как стал совладельцем бодибилдерского клуба, с наркоторговлей он завязал. Соулей говорит, Бьёртн известен тем, что любит молоденьких блондинок, таких, что только кожа да кости. Я ответила, что слышала про это в полиции.

Я спросила, «приставали» ли они к ней, а она не ответила; сказала только, что давно перестала ходить в такие «бодрые» местечки, где проводят время они, окруженные толпой фанатов и молодых девчонок, которых привязывают к себе с помощью наркотиков или денег.

28 июня

Мы с Соулей ведем похожую жизнь, ограниченную, без перемен. «И одинокую», – наверное, скажет кто-то. В больнице я беру себе все возможные дополнительные смены, режим сна вечно нарушен.

29 июня

Видели сегодня вечером Фьёльнира на Лёйгавег, с женщиной под ручку. Меня поразило, какой он плюгавый, – по рассказам я представляла себе другое. Мы поехали за ним по Лёйгавег в потемках, следили за ним, пока он не свернул в переулок и не вошел в «Пивбар». Соулей сказала: «Здесь собираются шарфики». Я спросила, кто это такие, и она объяснила, что это – противоположность «телкам» и «качкам», люди с высшим образованием, опрятно одетые, разговаривают о политике и думают, будто «что-то из себя представляют», а на самом деле просто быдло с дурацкими шарфиками на своих худосочных шейках. Она была очень сердита и, когда я отвезла ее домой, рассказала, что слышала, будто Фьёльнир нашел себе другую, которая была менее забитой копией ее самой. Это ее слова. Да и сама Соулей была более невинной копией предыдущей женщины, и так далее. Всех их Фьёльнир избивал, а потом они надоедали ему, и он заводил вместо них новых.

Она сказала, что знает в тех местах и других мужиков, которые совсем такие же, как Фьёльнир. Которые всегда ухитряются как-то разнюхать, где в стае есть раненый зверь, и начать его терзать. Эти мужчины перекидывали между собой группу женщин, словно шарики в пинг-понге; порой те падали на самое дно, порой их поднимало наверх и снова швыряло на дно. Соулей спросила, не хочу ли я пойти с ней в бар «Облади» и напиться, а когда я отказалась, она вышла, не попрощавшись, и хлопнула дверью. Когда на нее находит такой стих, я ничего не могу поделать. Спокойной ночи.

30 июня

Внутри меня формируется внутренняя сила. Упорство. Я знаю наверняка, что пройду через все это и даже больше. Мне дано так много того, что я никогда до конца не развивала, никогда не замечала из-за множества надуманных причин, которые сама поставила себе в качестве препятствий… Чужое мнение, уважение к другим. Бог. То-се.

А теперь они мне не мешают. Больше меня ничто не удерживает, кроме меня самой. Я ясно ощущаю, как все, что я делаю, снова становится осмысленным, влияет на меня, меняет меня. С каждым решением в повседевной жизни я изменяю ее течение, каждая моя мысль меняет все взаимосвязи в моей жизни – и в прошлой, и в будущей.

А когда я вволю натешусь самокопанием и наконец прекращу его – я собираюсь стать более целеустремленной, чем была, перестану тратить время на ерунду и ждать чего-то, что никогда не настанет. Я смогу изменить мир каким угодно образом. И все мы это можем.

27

Кату разбудил телефонный звонок. Она потянулась за телефоном и уронила на пол книгу, которую читала.

– Алло? – спросила она и услышала голос Соулей. Та была взволнованная и пьяная, – такой она иногда бывала и раньше. Ката огляделась в поисках сигарет, закурила – последнюю из пяти штук, которые позволяла себе в день.

– Солнышко, говори помедленнее, а то мне непонятно.

Соулей замедлила темп речи, но все равно разобрать было можно только отдельные слова, потому что на заднем плане гремела рок-музыка. Ката разобрала слово «Фьёльнир», потом музыка стихла, и Соулей сказала, что вышла на улицу.

– Я иду за ним по пятам, – сказала она.

– За кем?

– За Фьёльниром. Он пьян. Ваще вдребадан, как крыса.

Соулей сказала, что держится от него на значительном расстоянии, так что Кате не надо за нее опасаться, – а все же ей потребуется помощь.

– Он со своей новой девушкой. А я его рожу знаю – он зол, дико зол. Ему кажется, будто она совершила что-то ужасное: то ли на какого-нибудь мужика слишком долго смотрела, то ли в сортире задержалась… Я знаю, что это такое! – крикнула она и рассмеялась, не дав Кате сказать и слова. – Сейчас они садятся в такси, а до бедной девчонки так ничего и не дошло. А потом они поедут домой, и там он ее изобьет. Как меня. Ровно так же.

– А ты где? Я сейчас за тобой приеду.

Соулей сказала, что идет по улице Банкастрайти и будет ждать ее перед Домом правительства.

Ката потушила сигарету. Она заснула в гостиной одетая, так что ей оставалось только надеть куртку, засунуть в карман ключи – и собраться меньше чем за минуту.

Ката выехала из Тингхольта, проехала мимо Рейкьявикского колледжа, свернула на улицу Лайкьяргата и увидела Соулей, притулившуюся на скамейке перед Домом правительства. Включила поворотник и подъехала к ней.

– Что нам делать? – спросила Соулей; она плюхнулась на пассажирское сиденье, даже не поздоровавшись. Машину заполнил кисло-сладкий перегар и дым сигареты, которую она держала в руке.