Рисунки на песке - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Козаков cтр.№ 91

— А вы куда? — остановила его Екатерина Алексеевна. — Нет, вам туда не следует. Мы все обсудим, а потом вам скажут.

Не забуду его растерянного лица, на котором застыла смущенная улыбка. Однако спорить не стал, умылся.

Фурцева прогона не видела, но была проинформирована.

— При чем здесь Ролан Быков? Этот урод! Товарищи, дорогие, он же просто урод! Борис Александрович, мы вас очень уважаем, но даже и не возражайте!

Замечательный Борис Александрович Смирнов, до войны — любимец Ленинграда, исполнитель ролей Ромео и Гамлета в театре Сергея Радлова, а после войны, уже в Москве, сыгравший чеховского Иванова в постановке М. О. Кнебель на сцене Театра им. Пушкина (это было событие), в середине 50-х получил от МХАТа предложение, от которого нельзя было отказаться — сыграть Ленина в погодинской трилогии. И вот он, уже народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, поздно осознавший, какую злую шутку сыграл вождь с его актерской карьерой, ухватился за возможность сыграть характерную роль и с наслаждением репетировал В. А. Жуковского. Пожалуй, из стариков только ему очень хотелось, чтобы этот спектакль состоялся. Остальные поддакивали министру: да, Быков — это абсурд, и кому только могло прийти в голову? — забыв, что бедный Ролан дважды держал экзамен на эту роль, дважды показывал куски из нее и был утвержден худсоветом, в том числе и некоторыми из стариков. Вопрос с Быковым был решен окончательно и бесповоротно. Не помогло, разумеется, и мое выступление. Хоть не прерывала министерша, дала сказать, что я думаю как режиссер, — и на том спасибо!..

Взялись за саму пьесу. Что в ней, про что она и зачем? Ангелина Иосифовна Степанова решила бить Зорина… Булгаковым!

— У Михаила Афанасьевича, когда умирает Пушкин, на Мойке толпы народа. Пушкин — поэт народа, народный поэт! А в этой «Медной бабушке» — кто окружает Пушкина? Какие-то Вяземские, Карамзины, Фикельмоны!

Слава богу, хоть не Финкельманы…

Булгаковскую тему с удовольствием подхватили другие старейшины, сразу разомлевшие от воспоминаний — точь-в-точь как у самого Булгакова в «Театральном романе», где тамошние старики рубят пьесу Максудова (он же автор). «Михаил Афанасьевич! Ох, Михаил Афанасьевич! Ах, Михаил Афанасьевич! Голубчик, Михаил Афанасьевич!» — как будто Булгакову сладко жилось. Один из «апологетов» Булгакова, Б. Я. Петкер, до того договорился в своих нападках на пьесу Зорина, что Ефремов, как встарь, вскочил, выпрямился и — прямо ему в лицо:

— А это, Борис Яковлевич, вы меня простите, уже просто политический донос!!!

И все замолчали.

Фурцева кончила дело миром и дала понять мхатовцам, что Ефремова в обиду не даст, — а надо сказать, что атмосфера того собрания была тревожной. В воздухе явно пахло жареным, и в глазах у многих читалось: а вдруг этого Ефремова с его бандой попрут? Хорошо бы! Но Екатерина Алексеевна все поставила на свои места. Ефремов есть Ефремов, и он у нас один, талантливый, молодой, мы в него верим. Только вот нужно, товарищи, решать вопрос с репертуаром. С чем, товарищи, выйдет МХАТ к очередной красной дате? И даже главный козырь не подействовал на министершу: Ефремов предложил на роль Пушкина себя.

— Олег Николаевич! Олег, да забудьте вы про эту бабушку… Вот вы назвали «Сталевары» Бокарева. Это превосходно, на том и порешим. Немедленно приступайте к репетициям и поскорей выпускайте талантливый спектакль. Всего вам доброго, дорогие Алла Константиновна, Ангелина Иосифовна и другие товарищи! В добрый путь, мои милые! Успеха вам в вашем великом творческом труде на благо нашего народа…

Неистовый Ролан

Страшно представить, что пережил в тот день и в ту ночь Ролан Быков. Роль Пушкина могла бы стать его великим созданием. Но нет, не дали. С Роликом я дружил долгие годы. Увидел его случайно еще в начале 50-х, когда все студенты Школы-студии МХАТ отправились в Дом культуры КГБ на просмотр фильма «Школа мужества» с участием нашего студента Лени Харитонова.

Советский кинематограф только начинал «раскручиваться» после смерти Хозяина… И вот на экране появилось ушастое худое-прехудое лицо, строившее рожи. Лицо сразу врезалось в память. Это и был молоденький актер Московского ТЮЗа Ролан Быков. От горшка два вершка. В этом «атлете» ничего не предвещало будущей кинозвезды. Хотя нет, предвещало. Ничего я уже не помню из этого фильма, а лицо Быкова запомнил на всю жизнь. И когда сеанс закончился, первое, о ком мне хотелось узнать: кто этот ушастый парень? Оказалось, Ролан уже закончил Вахтанговское училище и вовсю фонтанировал на тюзовской сцене, играя все роли на свете — от чернильницы до сказочных королей.

Потом был Университетский театр, где со сказочным же успехом он — режиссер Ролан Быков — поставил пьесу чешского драматурга Павла Когоута «Такая любовь», где, кстати сказать, сыграла свою первую роль студентка факультета журналистики Ия Саввина… И пошло-поехало! Он успел побывать главным режиссером Ленинградского театра имени Ленинского комсомола, много снимался, и, наконец, вышел его фильм «Айболит-66».

В «Айболите» снимался шеф «Современника» Олег Ефремов. Он приезжал со съемок и вовсю материл Быкова:

— Этот Ролка — городской сумасшедший! Снимаем по сто раз одну и ту же сцену! Варианты, фантазии… Неуемный!

Много позже, уже в 70-х, когда я снимался у него в маленькой роли в фильме «Автомобиль, скрипка и собака Клякса», я на своей шкуре испытал и понял, что имел в виду Ефремов. Вот, например: весьма солидная компания — Зиновий Гердт, Андрей Смирнов, Георгий Вицин, Олег Анофриев, Николай Гринько, аз, грешный, и сам Ролан, напевая «А если мы вошли в экран из зрительного зала…», никак не могли, по мнению режиссера, произвести это нехитрое физическое действие. Эту сцену Ролан снимал семь раз! Семь раз мы летали в Таллин и пытались «войти в экран». Клянусь: никто, кроме Ролана (ну, может быть, Феллини), не смог бы заставить эту компашку стать жертвой неуемной творческой фантазии режиссера. И если бы так он снимал только эту сцену!

Бесчисленное количество вариантов и дублей было снято и в эпизоде «Погоня». Этот псих уговорил меня прилететь к нему на юг, чтобы доснять один необходимый ему кадр для этой сцены. Даже не помню, вошел ли он в фильм… Мы роптали, но все же терпели все эти измывательства. Почему? Да потому, что понимали, чувствовали, что имеем дело с веселым Талантом, с человеком, одержимым искусством.

У Льва Толстого есть формула «Энергия заблуждения». Чем бы я ни занимался, в этот момент я должен быть уверен, что делаю лучшее и необходимейшее. Потом могу сказать: извините, заблуждался… Ролан излучал эту энергию. Ты попадал в ее ауру и радостно ей подчинялся. Если что-то мешало ему до конца осуществить задуманное, он переживал это как трагедию, как крушение мира.

Иду по «Мосфильму». Навстречу — Ролан, позади свита. Мрачен, как Гамлет перед «Быть или не быть», как Наполеон после Ватерлоо.

— Что с тобой? — спрашиваю.

— Нет, ты представляешь, — заводится он с пол-оборота, — Алла Пугачева запретила Кристине обриться наголо… Все пропало! Без этого нет роли, нет картины, нет моего «Чучела»!