О власти - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Ницше cтр.№ 127

884. Гендель, Лейбниц, Гёте, Бисмарк – показательны для сильного немецкого типа. Непринужденно живущие между противоречиями, полные той гибкой силы, что умело остерегается догм и доктрин, используя одну против другой, а сама оставаясь свободной.

885. Одно я понял точно: если бы возникновение великих и редкостных людей зависело от согласия многих (еще и при условии, что они бы знали, какие свойства нужны для величия, равно как и то, за счет чьих издержек всякое величие развивается) – ну, в таком случае сколько-нибудь значительных людей не было бы вообще никогда!

Ход вещей, однако, вершит свой путь независимо от согласия или несогласия подавляющего большинства – вот почему кое-что удивительное на Земле все-таки пробилось и прижилось.

886. Иерархия человеческих ценностей.

а) Не следует судить о человеке по отдельным его делам. Эпидермальные поступки. Нет ничего более редкого, чем личностный поступок. Сословие, ранг, народ, раса, окружение, случай – все это скорее находит выражение в деянии или поступке, нежели «личность».

б) Не следует вообще предполагать, что многие люди – «личности». Кроме того, некоторые являют собой сразу несколько личностей, а большинство – не личности вовсе. Всюду, где перевешивают заурядные свойства, от которых зависит дальнейшее существование типа, наличие в человеке личности было бы расточительством, роскошью, тут вовсе не имело бы смысла о «личности» спрашивать. Это носители, инструменты трансмиссии.

в) «Личность» – факт относительно изолированный, а с точки зрения куда большей важности поддержания дальнейшего течения и заурядности – так и вовсе почти нечто противоестественное. Необходимые предпосылки для возникновения личности – это некоторая временная изоляция, вынужденная жизнь на осадном положении, что-то вроде затворничества с большой степенью замуровки; а прежде всего – гораздо меньшая впечатлительность, чем у среднего человека, чья человечность контагиозна.

Первый вопрос относительно иерархии рангов: насколько тот или иной человек отмечен одиночностью, «штучностью» или стадностью. (В последнем случае его ценность заключается в свойствах, обеспечивающих дальнейшее существование его стада, его типа, в первом же – как раз в том, что его выделяет, изолирует, защищает и обеспечивает ему его одиночность.)

Вывод: одиночный тип не следует оценивать по стадным критериям, а стадный – по одиночностным.

С высшей точки зрения оба они необходимы, равно как необходим и их антагонизм, – и ничто так не достойно гонения, как пресловутая «желательность» чего-то третьего, что возникло бы из этих двух («добродетель» как гермафродитизм). Это ровно настолько же «желательно», как сближение и примирение полов. Типичное развитие – разверзание пропасти все глубже…

Понятие вырождения для обоих случаев: когда стадо по своим свойствам приближается к одиночным существам, а те к свойствам стада, – короче, когда они друг с другом сближаются. Это понятие вырождения находится в стороне от всякой моральной оценки.

887. Где следует искать самые сильные натуры. – Вымирание и вырождение одиночных видов больше и страшнее по своим масштабам; инстинкт стада и традиция ценностей – все это против них; их орудия обороны, их защитные инстинкты и без того недостаточно сильны и надежны, – нужно большое благоприятствование случая для их процветания (в самых низких и запущенных обществом сферах они процветают чаще всего; если надо найти личность, то именно в низах она сыщется скорей и верней, чем в средних классах!).

Борьба сословий и классов, нацеленная на «равноправие». Когда она более или менее завершится, вот тут и разразится борьба против одиночной личности. В известном смысле легче всего таковая сумеет сохраниться и развиться в демократическом обществе: то есть там, где грубые средства обороны более не требуются, где уже существует определенная привычка к порядку, честности, справедливости и доверие к нормативным условиям.

Сильных надо крепче всего привязывать, бдительней всего присматривать за ними, заковывать в цепи, сторожить – так повелевает инстинкт стада. Для них создается режим самоподавления, аскетической изоляции или «обязанностей» работы на износ, – режим, при котором обрести себя уже невозможно.

888. Попытаюсь вывести экономическое обоснование добродетели. – Задача в том, чтобы сделать человека максимально полезным и сколько возможно приблизить его к безупречной машине: ради этой цели его надо оснастить добродетелями машины (то есть он должен научиться воспринимать состояния, при которых он функционирует как полезная машина, как наиболее полноценные: для этого нужно добиться, чтобы иные состояния представлялись ему как можно более тошными, опасными и скверными).

Здесь первый камень преткновения – скука, однообразие, сопутствующие всякой машинальной деятельности. Научиться переносить эту скуку, и не только переносить, а видеть ее в ореоле высшего удовольствия, – именно это оставалось до сих пор задачей всякого традиционного образования. Научиться чему-то, до чего нам не было дела, и именно в этом объективном «занятии» ощутить свой «долг»; научиться разделять в сознании оценку долга и радости, отделить их друг от друга – в этом и состоят неоценимая задача и бесценные достижения образовательной системы. Вот почему словесник по сию пору остается в наших школах «воспитателем вообще»: сама его деятельность являет собой образец всякой доведенной до совершенства монотонной работы. Это под его знаменами юношество доблестно приучается «зубрить» – то есть усваивает азы усердия в машинальном исполнении будущего долга (в качестве государственного служащего, супруга, конторского писаки, читателя газет и солдата). Подобное существование, видимо, еще более нуждается в философском обосновании и прояснении, чем всякое иное: это значит, что приятные чувства необходимо силами какой-то непогрешимой инстанции вообще понизить в ранге, объявить неполноценными; тогда как «долг сам по себе», а быть может, даже пафос почтительности в отношении всего, что неприятно, – вознести, и даже более того: преподнести это требование как некий глас по ту сторону всякой полезности, приятности, целесообразности, – как императив… (Тип: Кант как фанатик формального понятия «ты должен»).

889. Экономическая оценка прежних идеалов.

Законодатель (или инстинкт общества) выбирает некоторое число состояний и аффектов, задействование которых гарантирует стабильную производительность (машинализм как следствие регулярных потребностей этих аффектов и состояний).

Если предположить, что эти состояния и аффекты содержат в себе ингредиенты чего-то нежелательного, тогда следовало бы найти средство преодоления этого нежелательного за счет ценностного представления, которое позволяло бы чувство неохоты, неудовольствия воспринимать как весьма ценное, то есть в высшем смысле радостное. Или, если свести это к формуле: «Как что-то неприятное сделать приятным?» Например, сделав его доказательством силы, власти, самопреодоления. Или если в нем доблестно проявляется наше послушание, наше согласие с законом. Равно как и наше чувство общности, чувство ближнего, чувство отчизны – доказательством нашей «человечности», нашего «альтруизма», нашего «героизма».