Это те самые вести – из-за чего еще княжескую дочь стали бы тревожить, когда она уже удалилась на покой? Сердце гулко билось, дыхание теснило, и Ельга с трудом делала каждый вдох. Сейчас она узнает, жить ей или умереть. Руки немели. Жив ли Свен… или уже на пороге завтрашнего дня ее поджидает черная пасть бездны…
Годоча тем временем отворила дверь и поговорила с кем-то в сенях.
– Асмуд пришел, – сказала она, вернувшись к госпоже. – Говорит, гонец…
Удивляясь, почему не сделала этого сразу, Ельга встала и натянула платье. Быстро подпоясалась, оправила косу и велела:
– Зови.
– Огня вздуть?
– Не надо пока.
Густая полутьма не помешает ей услышать вести, но поможет скрыть свой ужас, если… Хотя бы в первые, самые тяжелые мгновения.
Асмунд вошел и остановился у двери, не видя, куда идти дальше.
– Я здесь, – сказала Ельга, и он сделал небольшой шаг к ней. – Что там? Кто приехал?
Асмунд глубоко вдохнул, будто набираясь сил для ответа. Он не видел лица Ельги, но по ее голосу понял, как она напряжена и встревожена. Вдруг его пронзило ощущение, что она в эти мгновения находится в его власти. Он – вестник ее судьбы, ее жизни и смерти. И если бы он принес ту весть, какой она страшится… если бы она лишилась той опоры, какую давал ей сводный брат… Место Свена мог бы занять более удачливый. И как знать, не очутился бы этот удалец сам на княжьем столе? Но Асмунд понимал, каким трудным и кровавым был бы путь туда, и отбросил эти мечты.
– Тори приехал. Свен передает, что удача сопутствовала ему в деле – он везет сюда Боголюба.
Ельга ахнула, так же пораженная успехом, как могла бы быть поражена провалом.
– А кто еще с ними?
– Из родичей его кое-кто, но немного. Человек десять всего. Завтра к вечеру будут здесь. Так что давай, невеста, готовь пир для жениха! – Темнота позволяла говорить свободнее, и Асмунд усмехнулся. – Жених-то – лучше не сыскать. Осанистый, что твой медведь, сорок лет бороду отращивал!
– Свен сговорился с ним… обо мне?
– Жениться везет!
– Ой, божечки!.. – Ельга прижала пальцы ко рту.
Эта весть разом перенесла ее из ожидания к свершению. Больше ей было некогда тревожиться – наступало время действовать, и дальнейший успех их замысла зависел от ее ловкости.
– Ты там прикажи утром гонцов к боярам разослать, – велела она, уже уносясь мыслями к клетям и погребам. – Скажи, вечером ждем на пир.
Кого звать, они обсудили заранее – тех, у кого не было родни среди древлян и кто не желал союза с ними. Так же важно было не допустить, чтобы думающие иначе могли увидеться с Боголюбом и рассказать ему о подожженной бане. Узнай он об этом, чары развеются и все дело рухнет на самом пороге успеха.
– А мне награда будет за добрую весть? – понизив голос, спросил Асмунд и еще немного приблизился к ней во тьме.
– Не время еще веселиться. Самое дело впереди.
– Хорошее начало – половина дела, так Ельг нам говорил.
Ельга шагнула к нему и быстро поцеловала в щеку, мысленно относя свой поцелуй на долю Свена. Асмунд, хоть и служил за серебро, был предан им, как свой, и она чувствовала, что он увлечен их делом, как своим.
⁂
Поздно вечером, в сумерках, Ельга ждала во дворе, перед раскрытыми воротами, прислушиваясь к звукам извне. К ней прискакал еще один гонец – Свен прислал его от предградий. Путники приближались без шума, как истинные посланцы Нави. Свену не стоило труда объяснить древлянам, почему почетное посольство не встречают обычным образом – среди ясного дня, при стечении всего люда киевского.
– Не все кияне вам будут рады, – прямо сказал он Боголюбу. – Как бы не вышло свары какой. Пусть уж завтра узнают, как вы на дворе нашем будете и дело сладится.
Боголюб и его спутники не удивились: они еще в Малине поняли, что Свен, приглашая древлян к этому союзу, опирается на волю далеко не всех киян и им еще предстоит подчинить несогласных. Не приведя с собой военной силы, Боголюб вовсе не хотел наткнуться на отпор еще при въезде в город.
– Варяги не выдадут, да и среди бояр у нас сторонники есть, – успокаивал его Свен. – Они и встретят. А прочие узнают, когда ты уже с сестрой моей обручишься.
Еще продолжалась пора коротких ночей, и стемнело не полностью. Однако большинство киян уже отправились на покой, и дружина, без шума, пения рога и разговоров проезжая вверх по склону Киевой горы и через несколько улиц к княжьему двору, не привлекла ничьего внимания.
На княжьем дворе темно не было – ярко горели факелы в руках челядинцев. Въезжая в ворота вслед за Свеном, Боголюб сразу увидел девушку – рослую, крепкую, в самом расцвете лет. Озаренная пламенным светом, она стояла одна на свободном пространстве, в середине круга из людей, едва различимых во тьме; в руках она держала украшенный серебром рог, отблески пробегали по ее золотистым волосам, по золотному шитью очелья и драгоценным подвескам. Ельга надела белое варяжское платье с золочеными наплечными застежками; Боголюб впервые видел такое, до этого он никогда не встречал варяжских женщин, и это усиливало необычность ее облика, уносило за пределы известного ему мира. При виде нее перехватывало дыхание. Казалось, пройдя через ночь, гости вступили в небесное царство, где ждет сама Заря-Зареница со звездами на груди; туда, где любого, кто сумеет дойти, самая прекрасная дева на свете встретит и поприветствует как своего господина…
В первый миг Боголюб едва не придержал коня – желание жить, вовсе его не покинувшее к старости лет, толкало прочь от этого пламенного рога. Но он сдержал его. Красота белой, огненной девы уже захватила и властно влекла к себе, обещая тайны и наслаждения. Для встречи с нею он и пустился в эту опасную дорогу. Молодых жен он брал и раньше, но вдруг возникло особое чувство – будто здесь кончается его долгий путь. Что эта невеста – завершение, что в роге ее – «мертвый мед», которым встречают умершего на том свете его предки, что сама эта дева и есть ворота, ведущие туда… Боголюб невольно пошарил беглым взглядом вокруг нее – нет ли где черного петуха, что пробуждает умершего для жизни в Нави.
От света факелов впереди окружающий мрак казался гуще, и освещенная дорога к деве осталась единственной. Выбора не было.
– Вот наша невеста, – прозвучал рядом низкий голос Свена. – Встречает тебя.
Не успел гость оглянуться, как позади раздался скрип – ворота затворились.
Киевские отроки подошли взять коня. Спешившись, Боголюб заметил близ Ельги еще несколько смутно знакомых лиц. По правую руку от нее стояли варяги из дружины, по левую – незнакомые ему мужи, судя по виду, киевские бояре – в кафтанах и насовах с шелковой отделкой, в ярких шапках.
– А где же… – начал было он, желая спросить о Щуре и его спутниках, которых ожидал увидеть, но осекся: чай вежество знает.