Они сидели за столом и ждали появления Карла Стивенса. Его привели неожиданно быстро, через несколько минут. Декеру он помнился высоким и тощим, с собранными в пучок сальными патлами и неряшливой бородой. Этот, которого привели, был в оранжевой тюремной робе и кандалах, одутловат и с мускулами как гантели. Голова выбрита, растительность на лице исчезла. Узловатые предплечья покрыты татуировками, которые продолжались на шее и затылке до самой лысины.
Сидящей за столом троице он оскалился улыбкой и уселся напротив; кандалы охранники закрепили в проушине на полу.
Затем конвоиры отошли в сторону, но продолжали бдительно наблюдать за происходящим с другого конца комнаты.
Стивенс с прищуром посмотрел на Декера.
– А я тебя помню. Декер?
Декер кивнул.
Затем сиделец обратился к Ланкастер:
– Ба! И тебя тоже. Блин. Твоими фокусами я тут и оказался.
– Нет, Карл. Фокусы были как раз твои. Здесь ты сидишь за убийство того парня.
– Фокусы-херокусы, – кривенько усмехнулся Стивенс и удостоил кислого взгляда Марса: – А тебя не знаю.
– Не знаешь, – подтвердил Марс.
– Тоже коп, что ли?
– Он нам помогает в деле, – пояснил Декер.
Стивенс продолжал глазеть на Марса.
– Ты по виду как будто тоже сидел.
– В Техасе не чалился, в одиночке? – поинтересовался Марс.
– Не-а. А чего?
– Не советую.
Стивенс возвратился взглядом к Декеру:
– Вам что из-под меня надо? Я в качалку шел, а меня завернули. Сказали, что гости видеть хотят.
– Извини, что прервали твои занятия, – сухо сказал Декер. – Мы хотели знать, снабжал ли ты субстанциями Митци Хокинс.
– Это еще кто?
– Дочь Мерила Хокинса.
Стивенс пожал плечами:
– Да мне поровну. Я много кого снабжал. – Он хохотнул. – Паспортов, сук им в дупло, не спрашивал.
Декер описал внешность Митци, чем снова вызвал у него усмешку:
– Ты меня за лоха держишь? Ты же мне сейчас нарисовал портрет любой шлюхи-кайфоманки, которой я давал ширнуться, курнуть или нюхнуть.
– Ну а Фрэнки Ричардс? Его ты помнишь? Ему было всего четырнадцать. Он погиб у себя дома вместе с отцом, сестренкой и человеком по имени Дэвид Кац. Все были убиты.
– Не, чего-то не припоминаю. Еще что-нибудь?
Декер осматривал татуировки на его предплечьях. Слова, символы.
Заметив это, Стивенс убрал руки под столешницу, громыхнув кандалами.
– Карл, ты здесь к каким бандам приписан? – спросил Декер.
Тот лукаво осклабился:
– Я тут как Швейцария. Нейтрален. Здесь щемятся в основном латиносы и цветные всех мастей. – Он кивнул на Марса: – Вот они из банд, а белые нет. Мы тут в меньшинстве.
– Ты здесь не единственный белый, – заметила Ланкастер. – Вовсе нет.
– Да? И все-таки мы в меньшинстве. Надо что-то с этим делать. – Он ухмыльнулся. – Вернуть страну себе.
– Это как? Запереть сюда побольше белых парней? – спросил Марс.
Губы Стивенса снова скривились.
– Да нет. Просто умять и держать вас подальше, отдельной кучей.
– Я здесь родился.
– Ничего, управа найдется, – с очередной ухмылкой сказал Стивенс. – У вас все?
– Карл, – обратилась к нему Ланкастер. – Если ты будешь с нами откровенен, мы ведь можем тебе помочь.
Глаза из-под опущенных бровей глянули на нее с цепкой сосредоточенностью.
– Чем это вы мне поможете?
– Твой срок. Он ведь в определенной степени гибкий.
– От десяти до двадцати, пять я уже отмотал, – вслух прикинул он. – Что с этим можно поделать?
– Зависит от того, что сможешь сделать для нас ты.
Стивенс закатил глаза.
– Да что тут будешь с вами делать! Все одна и та же хрень. Я должен рассказать все, что знаю, если вообще чего-то знаю, а потом меня ставят перед фактом: соглашайся или иди нах. Как так вообще можно делать бизнес?
– Речь не о бизнесе, – перебил Декер. – А о сбавлении твоего срока на несколько лет, хотя в принципе можешь и отказаться.
– Я могу солгать и рассказать вам все, чего вы захотите, – сказал Стивенс. – А вы мне выгодную сделку. Годится?
– Нет. Ложь не прокатит. Нам нужна правда, подтвержденная фактами.
– Это случилось давным-давно. Как я могу что-то помнить? – едва вымолвив это, Стивенс заметно напрягся.
– А что случилось давным-давно? – спросил Декер и, не дождавшись ответа, добавил: – Я думал, ты ничего не помнишь ни о Фрэнки, ни о Хокинсе.
– Да это я так, для поддержания базара, – неловко буркнул Стивенс; от развязности уже не было и следа.
– Карл, так ты хочешь сделку или нет? – надавила Ланкастер. – Мы можем уехать прямо сейчас, но обязательно зафиксируем в протоколе, что ты проявил несговорчивость. И будешь тогда тянуть по максимуму, всю двадцатку.
Стивенс рванулся и, возможно, перемахнул бы через стол, если бы не путы. Злобно ощерясь, с вызверенными глазами он проревел:
– Будешь мне яйца крутить – пожалеешь, сука, поняла? Я тебя сюда припираться не просил!
– А вот пальцы гнуть не обязательно, – невозмутимо сказала Ланкастер. – Ты лучше скажи, у тебя на воле есть друзья?
– У меня друзья везде!
– Ну так где же они были, когда твоя задница загремела сюда? Что смолк? – Она сделала паузу. – Друзья у него. Почему ты считаешь себя им обязанным?
– Кто вообще сказал, что кто-то кому-то чем-то обязан? – запальчиво рявкнул он.
Охранники насторожились, готовясь принять меры, но Декер унял их упредительным взмахом ладони.
– Таких долбоящеров, как ты, вагон и маленькая тележка, Карл. Мы с Мэри встречали все это сотни раз. Ты сглупил, лоханулся, и тебя поймали, а твои друзья дали деру на всех парах. И вот он, результат: ты здесь, а они нет.
– Да ты понятия не имеешь, на кого дергаешься.
– Ну так расскажи, – предложил Декер. – Я всегда хотел знать, кто входит в команду противника.
Стивенс отмахнулся, звякнув кандалами.
– Что-то я рассвистелся, приятель. Несу всякую херь.
– Возвращаясь к Ричардсу и Хокинсу: бьюсь об заклад, ты снабжал их обоих. Может, от одного из них ты слышал что-нибудь, так или иначе связанное с тем делом?
– Или, может, вы здесь виделись с Хокинсом, толковали о всякой всячине? – добавила Ланкастер. – А потом его отпустили.