Приличиями я в сей момент, конечно, пренебрегала, но зато на полную пользовалась козырем удачного обморока. К слову, в него падать сразу расхотелось. Я глубоко вздохнула, затрепетала ресницами и обожгла спасителя страстным взглядом. Судя по тому, что руки на моей спине сомкнулись еще сильнее, все три удара достигли цели. Самое время вспомнить, что я вообще-то барышня строгих правил.
Решительно отстранившись, я присела в книксене:
— Благодарю, ваше сиятельство. Ваш рыцарский поступок поразил меня в самое сердце.
Князь Кошкин посмотрел на свои руки, затем, будто с усилием, опустил их.
— На правах спасителя мне будет дозволено узнать ваше имя, прелестная корсарка?
Ах, значит, заметил, запомнил. Ай да Серафима! Ай да я! Вблизи князь показался мне старше и будто бы менее ярким. На вид ему было за тридцать, вокруг напомаженных усиков и на подбородке проступала щетинка, красивые голубые глаза припухли, от крыльев большого носа к щекам спускались морщинки. Но рост при нем, и выправка военная. У алтаря мы с ним будем премило смотреться.
Опустив очи долу, я представилась.
— Серафима! — Он поднес к губам кончики пальцев. — Огненная!
Рот у него был тоже отнюдь не манифик, слишком толстая нижняя губа оттопыривалась.
А тебе, Серафима, с ним, между прочим, целоваться предстоит. Хорошо хоть не сей же момент.
— Мой адъютант, — представил князь спутника, — ротмистр Сухов Павел Андреевич.
Тот молодцевато щелкнул каблуками, поклонился, подкрутил рыжеватый ус.
Ростом был он пониже командира и мастью посветлее. Прочую внешность я для себя определила как гусарскую и поглядывать на адъютанта перестала.
— Моя дуэнья и наперсница — Мария Анисьевна Неелова, — кивнула на Маняшу, слегка ошалевшую от свалившейся на нее чести.
Князь Анатоль смерил няньку взглядом и приподнял брови.
Маняша разогнулась из своего поясного поклона и запахнула на груди шаль.
Ротмистр меж тем присел на корточки, умильно сюсюкая:
— Что за престранное создание?
Гавр погладить себя не дал, увернулся, отошел к камням, утробно порыкивая.
С котом я знакомить никого не стала. Князь поинтересовался, с какой целью мы здесь прогуливаемся. Я, опустив утренние приключения, сообщила ему, что мы с нянькой услышали женский голос, взывающий о помощи.
Маняша одобрительно кивнула, вранье получилось складным. Гуляли, услышали, потом за помощью пошли, а как вернулись…
Беседовать с его сиятельством было непросто, приходилось постоянно отодвигаться, на полшажочка, чтоб маневр не стал явным, но часто. Ибо князь, разделяющее нас расстояние всячески пытался сократить, тоже понемногу и как бы случайно. Так и топтались мы с ним, будто в медленном танце.
Ротмистр разыгрывал похожую партию с Гавром, только последнему на политес было ровным счетом «авр-р», он дожидался, пока гусар приблизится на длину вытянутой руки, и отпрыгивал. Последний его прыжок чуть не стоил мне кота. Разбойник балансировал на самом краю скалы, подняв трубой хвостище. В последний момент он взвился, ротмистр быстро наклонился, смыкая руки, и оба они рухнули вниз.
Я вскрикнула. Князь, подождав, не упаду ли я опять в обморок, и, удостоверившись, что на этот раз страстного объятия ему не обломится, закричал:
— На помощь!
Вот тут мы и поняли, что сопровождало его сиятельство в конной прогулке гораздо больше народу. С холма прибежали какие-то егеря и ливрейные лакеи, как в рукопашной, оттесняя от обрыва моих работников.
Снизу что-то прокричали.
— Мыкос его поймал, — перевел толмач, предусмотрительно забившийся в кусты.
Кого именно, спросить я не успела, потому что на самом краешке появились две когтистые лапы, затем голова с кисточками на ушах.
— Разбойник! — Я подхватила Гавра за шкирку и вытащила на твердую землю.
— Авр-р, — согласился тот и пристроил башку мне на грудь.
Я чувствовала, что кошачье сердечко бьется очень быстро.
Тем временем княжеская прислуга уже спускала вниз несколько канатов искусно меж собой сплетенных. Вскоре пред нами явились помятый ротмистр и бодрый улыбающийся Мыкос.
Я ринулась было к нему, но остановилась. Не хватало еще князю лицезреть, как я самолично работниками командую. Неприлично это. Девушка должна только своей прислуге приказы раздавать, нежным таким голоском.
— Маняша, — нежно позвала я.
— Чего?
Я многозначительно кивнула на Мыкоса.
— Чего? — не поняла нянька.
Князь Анатоль уже закончивший похлопывать своего адъютанта по пыльным плечам в выражении дружеского участия, стоял в вершке от меня, даже сквозь меховую накидку я ощущала близость мужского тела. Становилось жарковато, потому что грудь мне грел Гавр, который на правах кота делал это под накидкой.
— Милый Мыкос, — пролепетала я, отодвигаясь от князя, — ты нашел страдалицу?
— Никак нет, барышня, — ответил парень по-берендийски с чудовищным акцентом, — нет там никого.
— Быть того не может…
Я запнулась, поняв, что почти кричу.
— Возможно, — князь придвинулся, — драгоценнейшая Серафима Карповна желает сама исследовать эту загадочную пещеру?
Ах, как она желала!
— Но как? — Я растерянно заморгала.
Разморенный Гаврюша выпускал коготки, играя лапами. Барышня с животинкой, конечно, прелестнейшая картинка, наверное, но лучше бы я болонку утром от сиротской доли спасла, честное слово.
Князь Кошкин заверил, что спуск мой организует в сей же момент и что под его, князя, защитой я буду в полной безопасности. Последняя часть заверений была уже для Маняши, которая, невзирая на пиетет перед власть придержащими, устроила вновь свое представление с «не пущу!»
Князь отправился раздавать приказы, а нянька, придвинувшись ко мне, жарко зашептала:
— С огнем играешь, Серафима! Не нравится он мне, с усиками своими…
Гавр с ней соглашался, точа когти о ткань моего лифа.
— Авось не проиграю. — Я передала кота Маняше. — Дружите, мучители. Мне же все равно самой убедиться во всем надобно.
— Вся в отца!
Смене носильщика Гаврюша не противился, избрав новой игрушкой кисти бабьей Маняшиной шали.
— Вся в отца, — опять вздохнула нянька. — Только учти, я таких мужиков, как его сиятельство, за версту чую. С поцелуями ведь полезет, охальник!
Я посмотрела на нее с шутливым удивлением:
— Нешто ты думаешь, я с ним туда наедине спускаться буду?
— А с кем?
— С тобой, бестолковка. Без дуэньи приличная девушка и шагу ступить не посмеет.