В паутине иллюзий - читать онлайн книгу. Автор: Марина Болдова cтр.№ 18

– Мы обе подставились еще тогда, четырнадцать лет назад!

– Так все тихо было! Умерла история. Нюшу-то как хорошо пристроили в семью! Можно сказать, судьба вмешалась! – усмехнулась Виктория Павловна. – Если б не авария…

– Ты не думаешь, что Амелиных убить могли? Аварию подстроить?

– Все возможно. Федор Александрович многим поперек горла был. Не наш вопрос, наверняка Следственный комитет копает. Ты лучше мне скажи, что дальше делать собираешься?

– Вика, отдай мне все! Я расскажу Амелину, пусть он решает, что делать. Нюша взрослеет, захочет родителей найти.

– Уже ищет. Амелин ей помогает!

– Вот видишь! Вика, отдай документы! Я про твое участие говорить не буду. Всю ответственность на себя возьму. Но девочка должна знать, кто ее родители! В конце концов, и сам Амелин…

– Ты сама себя слышишь, Руфа? Хорошо, расскажешь ты, каким образом девочка оказалась в доме малютки. А обстоятельства? Ты обстоятельства, при которых ее нашли, помнишь? Правильно, убийство! Не отворачивайся, дорогая! Мы при этом присутствовали и живы, спасибо, господи, лишь потому, что нам заткнули рот хорошей суммой денег! А тебя еще и отмазали от уголовной ответственности!

– Что ты сказала?! – Руфина с ужасом смотрела на подругу.

– Ну да… знаю я давно, что с тобой произошло. Так получилось! Не хотела тебе говорить, раз тебе спокойнее, что я не знала… ну прости, Руфа… не рыдай ты! Прошлое уже это дело!

– Какое прошлое, Вика! Оно за мной по пятам ходит…

– Забей, как молодежь говорит! Жив остался отчим твой, голова крепкая оказалась, и хорошо. Пенсионер персональный, счастлив и доволен. Слегка, правда, умом тронулся, болезнь Альцгеймера у него. Знаешь?

Руфина отрицательно помотала головой.

– Вика, он маму убил из ревности! А ему за это – ничего! Я его после детского дома нашла в Москве. Соседка наша, что присматривала за мной в детстве, все рассказала. Я у нее тогда неделю жила. До того, как… – Руфина опять опустилась на банкетку.

Вика молчала, понимая, что подруге нужно дать выговориться.

– В детстве я была уверена, что у нас семья идеальная. Достаточно было посмотреть на отца с матерью – они были влюблены друг в друга, вне сомнения! А потом папа умер. «Ушел на радугу», – так мне сказала мама. Я еще тогда подумала – не может быть! На радугу только коты и собаки уходят…

Мы жили всегда бедно. А через некоторое время после смерти папы вдруг переехали на Кутузовский, и у нас на полках холодильника стали появляться икра, красная рыба, а в буфете сладости. Но мама стала работать по ночам. Сейчас я знаю, что у нее был любовник – один из высших чинов армии. Он был женат, конечно, и понятно, связь с мамой не афишировал. Когда я училась в пятом классе, мы неожиданно перебрались к вам в город. Мой «отчим» поселил нас в этой квартире в генеральском доме. Соседка в Москве знала адрес – мама ей оставила. Не знаю, как часто навещал маму «отчим», я его не видела ни разу. Ее нашли мертвой в гостиничном номере, знаешь? А номер был снят на его имя. Суда не было, маму похоронили без меня, а я оказалась в АДу. АДом Александровский детский дом называли все без исключения: воспитанники, учителя и местные жители. Выживших и не сломавшихся в условиях жесткой дедовщины детей было немного. А я вот сломалась… Выжила только по одной причине – с моим диабетом девять месяцев в году проводила в больнице. Но и оставшихся трех мне хватало, чтобы почувствовать себя ничтожеством. Брошенным, никому не нужным, никем не любимым…

Руфина отвернулась.

– Аттестат с одними тройками я получила все-таки. И рванула в Москву на Кутузовский. Ну а потом нашла «отчима». Дальше ты знаешь, как я понимаю. Кто рассказал-то?

– Так в милиции и раскопали. Заявление отчим на тебя написал. Правда, забрал потом, дело замяли, как и не было – уж не знаю, по какой причине. Посоветовали ему, говорят.

– А я думала, убила его! Кровищи было! Я ж его этой кочергой каминной по всем местам… очнулась – он лежит в отключке. Дверь захлопнула – и бежать. Ехала автостопом куда-то несколько суток. По нескольку лет жила по деревням глухим, работала на фермах, летом в полях. Приходилось за лекарством только в город мотаться, пока травница одна, Агафья, меня не подлечила. Царство ей небесное! А воспитанница ее, Светлана, тебя нашла. Я не сразу решилась к тебе сунуться, бомжевала в городе… Ладно, Вика. Больше не пытай…

– Хорошо. Пойдем, подруга, кофейку выпьем. Нам с тобой жизни у наших детдомовских нужно учиться. На все – «по». Возьми хоть Семушкина. Избил до полусмерти Сережку Горина просто потому, что того в семью забирают, – и ржет! Понимают все, что идиот – а как докажешь? Комиссия признала вменяемым. Слава богу, избавимся от него скоро – в специнтернат определили, может быть, профессию какую получит. Семушкин ладно, а те, кто снимал на телефон? Нормальные? Спрашиваю – не жалко парня было? Жалко! Но пофиг он им. Семушкин приказал снимать – снимают! Вот это «пофиг» и есть кредо их жизни. Ничего не колышет! Эй, Руфа… что с тобой? – Виктория Павловна едва успела подхватить падающую на пол подругу. Стоя на коленях, буквально выдернув из кармана пиджака телефон, Виктория Павловна одной рукой набирала номер «Скорой», второй поддерживала голову Руфины.

– «Скорая»? Женщина потеряла сознание. В коридоре! Подруга! Руфина Эмильевна Грассо, пятьдесят два года. Да ничем она не болела! Приезжайте скорее! Что? Ах да, адрес. Комсомольская, пять, квартира восемь. Мой это адрес, мой. Соловьева Виктория Павловна. Директор первого детского дома. Да, жду. Что сделать? Хорошо, под голову – подушку, поняла…

Приехавшая бригада неотложки констатировала смерть. Причиной, как Виктория Павловна узнала позже, стал оторвавшийся тромб, Руфина упорно отказывалась от операции. «Вот почему ты так торопилась, Руфа! Рад бы в рай, да грехи не пускают… помилуй, Господи, рабу твою Руфину Грассо… видишь, перед смертью раскаялась…» – мысленно попросила она, опрокидывая в себя рюмку горькой настойки.

Аркадия Львовна насторожилась. Голоса, бубнившие по ту сторону неплотно прикрытой двери палаты, были знакомы. Один принадлежал лечащему врачу, полковнику медслужбы Ворониной ^[2]. Вторым собеседником был, несомненно, Амелин-старший. Мягкий, даже немного вкрадчивый голос свата никогда не обманывал Аркадию Львовну – она знала, как тот бывает крут в разборках с людьми, сохраняя при этом ледяную вежливость и внешнее спокойствие. Что говорить, общение с ним было для нее если не испытанием, то требовало усилий и актерских способностей. Ощущение, что этот человек видит ее насквозь, знает все тайны и слабые места, заставляло Аркадию Львовну держаться с Амелиным с осторожной приветливостью. Ссор не затевала, постоянно заглушая в себе желание задеть словом либо хлесткой фразой, как она это делала с другими.

«Принесло его! Что-то наверняка нужно, не проведать же пришел!» – подумала она, кося глаза на дверь.