Я собрала газеты за последнюю неделю и понесла их наверх, в архив, мимо кабинета мисс Ридер. Дверь была приоткрыта, так что я заглянула внутрь.
Директриса выглядела мрачной.
– Я получила письмо от университетской библиотеки в Страсбурге. Месье Уикершем сообщает, что они с мадам Кахлманн упаковали и эвакуировали двести пятьдесят ящиков книг.
– Война на подходе. – В голосе графини слышалась уверенность.
Страсбург находился в опасной близости к Германии. Библиотекари отправляли книги в безопасное место, хотя политики ни слова не говорили об эвакуации людей.
– Книги отправили морем в департамент Пюи-де-Дом, – сказала мисс Ридер. – Нам тоже нужно подготовить план.
Неужели юго-запад безопаснее Страсбурга? Безопаснее Парижа?
– Самые хрупкие вещи я заберу в свой загородный дом. Ноты и тексты молодого Пита Сигера, первые издания. Там с ними ничего не случится. Мы подготовим запасы угля, воды в бутылках. Песок, чтобы гасить огонь.
– И противогазы, – вздохнула графиня, – если эта война будет похожа на предыдущую. Десять миллионов тогда были убиты, а сколько были ранены и искалечены? Я просто поверить не могу, что такое начинается снова.
Убитые… раненые… искалеченные… Я избегала разговоров о войне, всегда меняла тему, когда о ней заговаривал Реми, сбега́ла в детский зал, если такие речи заводил мистер Прайс-Джонс. Но теперь похоже было на то, что в опасности может оказаться библиотечное собрание. И мы сами можем оказаться в опасности?
Мне пришлось признать тот факт, что война действительно на пороге.
Глава 11. Одиль
В одиннадцать пятьдесят пять в день обеда в честь помолвки Реми и Битси – le fiançailles – я и мои родители торжественно сели на диван. Я надела розовую шелковую блузку, которую Маргарет одолжила мне ради счастливого события. Нарумяненные щеки маман напоминали сочные сливы, к платью она приколола брошь-камею, которую надевала лишь в особенных случаях. Папин костюм был ему тесноват, и он то и дело дергал себя за галстук.
Звякнул дверной звонок, и Реми, на ходу натягивая блейзер, бросился открывать. Битси, как всегда, уложила волосы на голове короной, но вместо вечного коричневого платья на ней было сегодня желтовато-зеленое. Они с Реми пристально посмотрели друг на друга. У меня перехватило дыхание. Это было похоже на боль, мне так захотелось, чтобы Поль очутился рядом.
Когда Битси наконец заметила, что мы все встали ей навстречу, она не посмотрела мне в глаза. От смущения или она за что-то на меня сердилась? Я иногда оставляла в раковине чайную чашку, не помыв ее, и Битси не раз и не два напоминала мне, что никому не хочется прибирать за мной.
Маман просияла улыбкой:
– Одиль и Реми говорили о вас много хорошего.
Папа́ подошел немного ближе:
– Я слышал, вы тоже из тех девушек, которые стремятся сделать карьеру.
– Я помогаю семье, месье. – Битси уверенно посмотрела ему в глаза.
– Хорошее дело, – кивнул он.
Маман нервно выдохнула. Возможно, папа́ будет вести себя прилично.
– Вы работаете с детьми, – продолжил папа́. – Это должно означать, что вам они нравятся.
Битси вспыхнула, и Реми, словно защищая, тут же обнял ее за плечи.
– Не обращай внимания на commissaire, – сказал он.
Я уставилась на папа́. Неспособный на околичности, он всегда считал нужным говорить то, что думает.
– Вы умеете вязать? – спросила Битси маман, спеша вернуть разговор на пристойную почву.
– Да, после чтения это мое любимое занятие. И еще я люблю рыбачить.
Папа́ жестом пригласил всех в гостиную, где приготовил графины для аперитива, но маман показала на столовую. Она не могла помешать папа́ травить Битси, как какого-нибудь новобранца, но могла отчасти укоротить допрос.
Папа́ сел во главе стола. Я сидела рядом с маман, а счастливая парочка – напротив нас, причем Битси оказалась около папа́. Когда горничная подала жаркое и картофель, папа́ наполнил тарелки Битси, маман и мою, потом положил Реми и себе. Пока мы ели, Битси продолжала избегать моего взгляда. Я просто ощущала, как маман мысленно роется в своей шкатулке, разыскивая бабушкино кольцо с опалом, чтобы Реми подарил его Битси. Впереди их ждал свадебный пир, потом медовый месяц… Я гадала, останутся ли новобрачные жить здесь, хотя бы на первое время.
Реми посмотрел на Битси, и та тихонько хлопнула в ладоши. Рядом с ней Реми был куда более уверенным.
– У меня сообщение, – сказал он.
Так и есть. Они обручились. Битси не смотрела мне в глаза из-за того, что ей приходилось это скрывать. Тоже мне, тайна! Я подняла свой бокал, чтобы поздравить влюбленных.
– Да? – усмехнулся папа́, глядя на Битси.
– Я записался в армию, – заявил Реми.
Маман прижала ладонь к губам. Папа́ разинул рот. Моя рука застыла в воздухе. Холодность и решительность тона Реми причинили мне боль. Как будто он высыпал ведро пуль в наши стаканы для воды и в остатки соуса. Я не осознавала, что дрожу, пока не заметила, что бокал подпрыгивает в моей руке. И лишь Битси оставалась безмятежной. Реми обсуждал с ней свои планы. И она явно их одобрила. Может быть, даже поощряла его.
– Что?! – наконец выдохнула маман. – Но зачем?
«Я просто не могу сидеть дома, – говорил когда-то Реми. – Кто-то же должен что-то делать!»
– Я хочу перемен, – сказал он на этот раз.
– Займись этим здесь… – Маман показала на папа́. – Поступи в полицию.
Я легко прочитала мысль Реми: «Последнее, чего мне хочется, – это стать похожим на него».
Папа́ резко поднялся. Стул громко скрипнул и опрокинулся.
Я ожидала, что он набросится на Реми со всем тем арсеналом, что имелся в его распоряжении. Насмешка: «Какой из тебя солдат? Ты даже прямо стоять не можешь!» Презрение: «Если ты отказываешься даже помочь мне срубить елку на Рождество, сомневаюсь, чтобы ты мог схватиться с человеком». Воззвание к чувству вины: «А что будет с твоей бедной матушкой?» Оскорбление мужской гордости: «Думаешь, армии нужны слабаки вроде тебя? Туда берут лишь настоящих мужчин, таких как я». Ярость: «Я глава этой семьи! Как ты посмел записаться, даже не сообщив мне?»
Но он, не сказав ни слова, просто вышел из комнаты. Через секунду хлопнула входная дверь. Мы с маман обменялись растерянным взглядом. Битси что-то нашептывала Реми. Он посмотрел на меня.
Ну? – услышала я его мысленный вопрос.
Брат ожидал от меня благословения, но я только и смогла, что пробормотать:
– Не надо…
В его глазах вспыхнула боль. Он верил, что я поддержу его.