Нарисуй мне любовь - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Николаевна Николаева cтр.№ 42

— Простите, — кашлянув, сказала я, — а с кем она живет? Я имею в виду, кто-то из родных…

— Да какие родные, — вздохнула Лера, — никого у неё нет. Пал Палыч, муж, умер семь лет назад, дочка лет двадцать пять назад умотала с концами, так говорили… Ирина Георгиевна сама с Севера, здесь никого, а у Пал Палыча тоже близких не осталось. Вот так одна и доживает… Но вы не волнуйтесь, я ее по социальной программе хорошо устроила, мама попросила, они подруги. Она тоже сейчас в городе, частенько у Ирины Георгиевны бывает.

— А что с ней случилось? — задал вопрос Рогожин.

— Ах да, вы же не в курсе… Она два инсульта перенесла, сейчас сама не передвигается, только в инвалидном кресле.

Поблагодарив Леру, мы покинули посёлок. В дороге молчали, я размышляла об услышанном, о чем думал Рогожин, не знаю, но был хмур и сосредоточен.

Если мои догадки верны, то Ирина Георгиевна — моя бабушка. В любом случае, она единственный человек, который мог бы пролить свет на эту историю. Единственный со стороны… матери.

Дом мы нашли легко, поднявшись на первый этаж, нажали звонок и стали ждать. Открыли быстро: невысокая женщина в теле, лет сорока пяти. Нам улыбнулась вопросительно. Наверное, сиделка. Сказать мы ничего не успели, потому что следом из кухни вышла ещё одна женщина, на вид лет шестидесяти пяти, полноватая, но бойкая, лицо простецкое, деревенское. Выйдя в прихожую и увидев нас, она замерла, открыв рот и приложив руки к груди, а потом проговорила:

— Матерь Божья, вылитая Вера.

От этих слов меня повело, я вцепилась в Илью так, что побелели костяшки пальцев. Наверное, сделала больно, но отпустила не сразу, а он стерпел.

— Проходите, — женщина, казалось, пришла в себя, — Анечка, пропусти их.

Вскоре мы уже сидели в маленькой кухне, с трудом разместившись вокруг стола. Сиделка хлопотала с чаем.

— Я Инна Викторовна, — представилась нам женщина, — а вы, наверное, те, кто к дочке приходили адрес Ирины узнать? Она мне позвонила, говорит, жди гостей, а я все думаю, кто же мог сюда приехать? Ты, значит, Верина дочка, да? А она как?

Нервно сглотнув, я ответила:

— Вера умерла в родах.

Инна Викторовна горько вздохнула, покачав головой, перекрестилась.

— Царствие ей небесное. А я-то уж понадеялась… Ирина так Веру ждала, всю жизнь ждала, да и сейчас… Вроде бы уже никакая, а все твердит, где же Верочка моя…

— Я могу её увидеть? — спросила женщину. Та переглянулась с сиделкой.

— Стоит у доктора спросить, — ответила последняя, — я позвоню.

— Ирочка совсем плоха, — начала говорить Инна Викторовна, как только Анна вышла из кухни, — если честно, меня через раз узнает, а ведь мы с ней с самого детства… Боюсь, увидит тебя, так и представится, прости господи, — женщина снова перекрестилась, — уж больно вы с Веркой похожи. Врач говорит, недолго Ире осталось, со дня на день может… Такие дела.

Вздохнув, Инна Викторовна, резво поднявшись, налила нам чаю.

Приняв чашки, Илья спросил:

— Можете рассказать о вашей подруге побольше?

— Да что рассказывать? Все, как у всех было, — она махнула рукой, — в Рыбацком вы были, значит, представляете, как мы жили. Хотя раньше там лучше было, посёлок больше, школа была, в ней и учились мы с Ириной. Потом в техникум поступили здесь, в городе. Ирина всегда серьезная была, учеба на первом месте, никаких танцев, парней… А Павлик учился на два курса старше, но на другой специальности. Так он в неё влюбился с первого взгляда. А она ему сказала: мне учиться надо, представляете? — Инна Викторовна усмехнулась, смахнув слезинку, покачала головой. — Пашка влюбился не на шутку, вот и ждал, пока она отучится, на работу выйдет, уж потом только все у них и сладилось. А чего ж и нет? Он парень симпатичный был, с головой на плечах, работал уже тогда. Сыграли свадьбу, жить стали в Рыбацком, у Ириных родителей. Пашка-то своего жилья не имел. И так жили они, все им завидовали. Пашка её на руках носил, так любил… Потом беременность, новое счастье, дочка родилась… Вот только с ней-то все и закончилось. Не сразу, конечно, ребёнок есть ребёнок, не спросишь. Только вот росла Верка своенравной до жути. Слова ей не скажи. Паша с Ирой скромные такие, спокойные, а она взрывная, чуть что не так, сразу крик, слезы… Как четырнадцать исполнилось, вообще невыносимая стала. Ещё и мальчишки пошли. Ира с Пашей уж ждали, что ещё в школе принесёт в подоле, но обошлось. А после школы она им заявляет: я учиться поеду. Они-то подумали, в областной центр, а она говорит: в Москву. Тут только и осталось, что за сердце схватиться. Дураку ясно, там или панель, или вовсе пропадёт, с таким-то характером. Пашка тогда впервые встал стеной. Только смысл? Верка вещички побросала и утикала втихаря. Искали ее всем посёлком, в полицию обращались, только все бестолку, сгинула девка… Тебе годков-то сколько? — внезапно посмотрела на меня Инна Викторовна.

— Двадцать четыре.

Она кивнула.

— Недолго она своё счастье искала, выходит, — добавила, вздыхая, — через пару лет и того… А отец твой что?

— Я его не знаю, — покачала головой, — воспитывалась в детском доме.

— Ох, дитятко… Да если бы Ирина только знала… Она б тебя забрала. Да от Веры ведь ни одной весточки не было. Отец твой, видать, тоже залётный, поматросил и бросил.

Я неопределённо пожала плечами. Отца я знаю, только толку? Не представляю, как приду к Абрамову и скажу, я ваша дочь. Ладно, об этом пока рано. Тут вернулась сиделка, мы уставились на неё.

— Врач сказал, лучше повременить с визитом, состояние очень не стабильное, а ваша схожесть с дочерью может только усугубить. Завтра он приедет, посмотрит и попробует её подготовить ко встрече, если хотите.

— Как она вообще?

— Плохо. Два инсульта, первый шесть лет назад, второй полгода. Парализованная левая сторона, передвигается в инвалидном кресле, общая слабость…

— Да просто она жить не хочет, — перебила Инна Викторовна, — ради кого, говорит, жить теперь? Пашка умер, рак легких у него был, лечили, дом пришлось продать в Рыбацком, сюда перебрались вот. Долго прожил, двенадцать лет ещё… Верка пропала, больше родить не получилось. Родных не осталось. Вот Ирина и… Сердце у неё давно шалить начало, после смерти Паши разбило. Потом как-то собралась ещё, а после второго ничего не хотела уже. Дайте, говорит, умереть спокойно. На улицу не выходит, даже в кресло не хочет садиться… А теперь уж и не может. Увядает она, сама умереть хочет. Вот если бы раньше вы приехали, может, и ожила бы, а теперь и не знаю, что делать.

— А сейчас она где?

— Спит. Может, пусть хоть так глянет? — Инна Викторовна посмотрела на сиделку, та пожала плечами.

— Думаю, можно.

Рогожин остался в кухне. Странным образом, стоило нам переступить порог квартиры, как мы поменялись ролями, он молчал и слушал. Видимо, решил: это моя жизнь и мне решать, что говорить и как поступать.