И дети их после них - читать онлайн книгу. Автор: Николя Матье cтр.№ 22

Вскоре Антони скинул футболку. Кузен скрипел зубами. В конце концов и он остался по пояс голым. Маню захотел дать им послушать одну вещь. Он долго искал ее, щелкая клавишами на своем музыкальном центре, нажимая то на перемотку, то на «Play». На самом деле он искал одну композицию Дженис Джоплин, где она умоляла Бога подарить ей «Мерседес-Бенц», но она была где-то на другой кассете, и в конце концов он бросил это дело. В какой-то момент Антони взглянул на часы и удивился, увидев, что было только три с минутами. Ему-то казалось, что они тут уже черт знает сколько торчат. Пес снова уснул. Антони спросил, что у него с лапой.

Маню, вдруг помрачнев, уселся в кресло и принялся прижигать окурком вьющиеся волоски у себя на пупке. В комнате противно запахло паленым.

– Несчастный случай.

– Машина?

– Нет. Один придурок на тусовке. Пес уснул на диване. А тот идиот уселся на него.

– О, черт…

– Сломал ему лапу в четырех местах. Мне никто ничего не сказал. Пока я понял, в чем дело, время ушло. Пришлось резать.

– Ужас…

– Он несколько часов скулил, бедный зверь. Никто даже задницу не приподнял.

Он курил, так глубоко затягиваясь, что слышно было потрескивание табака в сигарете. От его рассказа все переменилось. Присутствие бедной псинки как будто мешало им наслаждаться жизнью. Голова у Антони отяжелела. Он увидел, как кузен снова натягивает футболку.

– Тебе правда хочется получить назад свой байк?

– Чего?

Гранд не сразу ответил, наслаждаясь произведенным эффектом. Он еще раз глубоко затянулся, втянув щеки и вращая круглым глазом. Ворон.

– Байк твой. Если это правда Хасин его стырил, выбор у тебя, прямо скажем, небольшой, приятель.

Он встал и прошел на кухню. Ребята услышали, как он роется под раковиной. Когда он вернулся, покачиваясь и то и дело опираясь плечом о стенку, в руках у него был пакет. Он бросил его в их направлении, но не рассчитал, и пакет тяжело грохнулся на пол.

– Давай. Смотри.

– Это что? – проговорил кузен.

– А ты как думаешь?

Форма пакета действительно не оставляла больших сомнений относительно его содержимого.

– Ну, давайте.

Антони встал, поднял сверток с пола, развернул старую газету. Под ней оказалась еще тряпка, в которую был завернут пистолет. Это был «MAC 50». Он взял его обеими руками и стал рассматривать. Красота. Просто супер.

– Он заряжен, – сказал Маню.

Пушка и правда впечатляла – своей массивностью, размером вкрученных в ручку винтов, ощущением надежности и, если уж на то пошло, своей рудиментарностью. Антони провел пальцем по канавкам выбрасывателя. Кузен встал, подошел посмотреть и тоже потрогал пистолет.

– Покажи.

Антони нехотя отдал ему игрушку.

– Тяжелый.

Гранд снова уселся в кресло и курил очередную сигарету. Казалось, что ему вот-вот станет худо. Он попытался улыбнуться и небрежным жестом стряхнул пепел в пустоту.

– Хорошая штука. Знайте мою доброту.

Кузен положил пистолет обратно на столик. Антони жалел, что сам не прихватил его. Ему хотелось этого просто до чесотки. Интересно, каково это, когда у тебя есть такая хреновина. Такая дополнительная возможность в руках.

– Мы пойдем, – проговорил кузен.

– Да? И куда это ты пойдешь?

– Ладно, Маню…

У Гранда под глазом бешено билась жилка. Одним щелчком он запустил окурок через всю комнату.

– Ну ты наглый, сучонок…

Кузен знаком велел Антони пробираться за ним к выходу.

– Приперся ко мне, пьешь мое пиво, нюхаешь мой кокс на халяву. Ты вообще, что о себе думаешь? А?

– Слушай, – сказал кузен, умиротворяюще подняв руки, – все было клево, но нам надо идти.

– Никуда ты не пойдешь, слышь, ты?

Тут Гранда скрутил приступ тошноты, сдавил где-то за грудиной, огнем обжег пищевод. Какое-то время он пытался пересилить боль, уткнувшись подбородком в грудь и закрыв глаза. Когда он снова открыл их, зрачки его были расширены так, что казались черными озерами, бесстрастными, бездонными. Антони заколотило. Пушка лежала между ними на низком столике. Гранд нагнулся и взял ее в руки.

– Теперь убирайтесь.

Он держал пистолет со странным презрением, между широко расставленными ногами, изогнув запястье.

– Ты в порядке? – спросил кузен.

Маню был мертвенно-бледен, тяжелые капли пота катились у него по вискам. Он шмыгнул носом.

– Мотай, говорю, отсюда.

Когда Антони проходил мимо него, Гранд остановил его, ухватив тощей клешней за предплечье. Рука была горячая как огонь, Антони стало противно. Ему подумалось о СПИДе. Он знал, что через кожу его не подхватишь, об этом все время твердили по телику. Но он все равно подумал, и, когда высвобождался, по спине у него пробежал холодок.

– Иди, иди, сучонок…

Кузены вышли, хлопнув дверью. На лестничной площадке было прохладно. Они со всех ног бросились вниз по лестнице. Антони все думал, что же такое случилось с тем типом, который уселся на песика.

Ребята вернулись пешком сначала через центр, потом через Блон-Шан. Остаточное опьянение сократило расстояние, и они не заметили, как проделали этот неблизкий путь. Жара тем не менее не спадала, город наваливался на них всем своим весом, с запахами плавящегося асфальта, сухой пыли, медленно погружаясь в вечер.

Антони шагал чуть позади, он молчал, его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он был рад, что попробовал кокса у Гранда, все же это было круто. Правда – он готов был кричать об этом со всех крыш. С другой стороны, его проблемы так и оставались нерешенными. А кузен широко шагал впереди и ничего не говорил. Что он там думает? Дуется на него или что? Ох уж эта внутренняя жизнь, ничего-то с ней не понятно.

– Эй! Слушай, что я такого сделал? Нет, серьезно? Ты что, дуешься или как?

Вместо ответа кузен только прибавил шагу, так что Антони пришлось перейти на рысь, чтобы не отстать. Ничего хорошего, учитывая, что этот парень только что нюхал кокс, как какой-нибудь Роллинг Стоун.

– Подожди! Блин, подожди меня!

Они начали подниматься по улице Клеман-Адер, и тут его настроение резко изменилось. На него снова навалилась эта неясная тревога, ему ничего не хотелось, он чувствовал, что это никогда не кончится – зависимость, детство, необходимость отчитываться перед кем-то. Временами ему бывало так хреново, что в голову приходили разные радикальные идеи. В кино у людей симметричные лица, шмотки по размеру, часто – свои средства передвижения. Ему же приходилось жить по принципу «за неимением лучшего»: в школе – полный ноль, ходит пешком, телку закадрить не может, даже выглядеть по-человечески не умеет.