Хасин опустил ногу на землю у западного въезда на парковку. Вид отсюда был идеальный. Впереди – полкилометра свободного пространства по прямой. Антони слез с мотоцикла. Хасин выключил зажигание, откинул подпорку. Он колебался. Правда, спешить было некуда.
– У тебя есть закурить?
Антони протянул ему пачку сигарет. Он начинал нервничать. Он ездил гораздо лучше Хасина, и ему казалось немыслимым, что тот откажется и не даст ему прокатиться на своем «Судзуки». У него все больше возникало ощущение, что Хасин ему должен.
Тот же отошел и сел на край бордюра. Он курил, положив на колени вытянутые руки, курил совершенно спокойно. Антони, стоя, пристально смотрел на него. Странно, что им почти нечего сказать друг другу. Все же они росли в одном городе, изнывали на одинаковой работе, учились в одинаковых школах, которые поспешили покинуть. Их отцы вкалывали на «Металоре». Они сто раз пересекались. И тем не менее эти точки пересечения ничего для них не значили. Между ними пролегало нечто непроницаемое. Антони терял терпение. Необходимость прокатиться жгла его, как желание помочиться.
– Ну давай, чувак, – снова сказал он.
Хасин поднял глаза. Настроение у обоих переменилось. Антони подошел и протянул руку.
– Давай…
Хасин порылся в кармане, бросил ему ключ.
– Доедешь до конца и обратно.
– О’кей.
– Туда, обратно, и баста.
Антони скривился. Эта упертость злила его.
– Нет проблем, – ответил он, но в его взгляде мелькнула насмешка.
– Я серьезно, чувак, – сказал Хасин.
Это была уже угроза.
Антони развернулся, сел верхом на «Судзуки» и нажал на стартер. Мотор жестко затрещал в идеальной тишине летней ночи. Антони несколько раз газанул и почувствовал, как особая вибрация байка пронизала его ляжки, таз, поднявшись до самой груди. Приятно. Вместе с этим пришла какая-то казацкая удаль. С незапамятных времен мужчины вроде него – молодые, неотесанные, с широкой грудью – скакали верхом и крушили все вокруг. Сжимая крепкими ляжками бока скакунов, они налетали вихрем и сокрушали целые империи. Для этого всего и надо-то было отдаться порыву, а там хоть трава не расти. Он нажал на акселератор, и байк завелся с полуоборота. Пьянея от скорости, он поехал прямо, наполняя ночь мощным ревом, который производит металл под натиском огня.
В конце паркинга он сбавил скорость, развернулся, упершись ногой в землю. На том конце Хасин встал во весь рост. Он делал ему знаки рукой. Антони поехал снова, на этот раз еще быстрее, поднял ревущий байк на заднее колесо, все такой же пьяный, ловкий до ужаса. Переднее колесо снова соприкоснулось с асфальтом, прибавив машине скорости. Он несся прямо на Хасина на бешеной скорости, выжимая почти девяносто в час. Тот повернулся вокруг своей оси, когда Антони с точностью до сантиметра объехал его и, дав полный газ, снова помчался прочь, разрывая тонкое полотно ночи. Хасин побежал за ним.
– Стой, козел!
Антони было весело еще немного подразнить его. Он несся прочь на полной скорости, чтобы интереснее было возвращаться. Это было что-то вроде корриды, правда, довольно душераздирающей. Хасин гонялся за ним, весь в поту, смешно размахивая руками. Антони совершенно сроднился с машиной, без труда объезжал его, ничего не боясь.
Кончилось все тем, что он вообще уехал. Сам не зная как, он оказался на дороге, ведущей к дому Стеф. Сердце его стучало громче, чем мотор мотоцикла. Он мчался быстрее быстрого.
Изящно качнувшись на рессорах, байк остановился перед жилищем семьи Шоссуа. Это был большой красивый дом, двухэтажный с чердаком и балконом под выступом крыши. Антони никогда не решался подойти к нему так близко и теперь разглядывал его во все глаза. Углы отделаны тесаным камнем. Несколько ступеней ведут к тяжелой двери с чугунным молотком. Лужайка украшена клумбами с цветами, почти такими же, как на площади перед мэрией. А еще тут росли две ивы, плакучая береза и бугенвиллея. На гравийной площадке стояли «BMW» седьмой серии и старенький «Гольф» с откидным верхом.
Вокруг ни огонька, ни звука. Антони вытер ладони о джинсы. Соседние дома тоже прятались в своих футлярах из лужаек и туй. Как узнать, дома ли Стеф? Не надо было приезжать, глупость все это. Но и уехать отсюда ему никак было не решиться.
Ночь стояла особенная. Достаточно было взглянуть на звезды. Они жалили прямо в сердце.
Он поставил мотоцикл на подпорку и прошел к дому. Тот и правда был большой, внушительный. Не из тех зажиточных домин в старинном стиле, каких он насмотрелся в те времена, когда вместе с отцом подстригал живые изгороди. Этот был новее. Он попытался представить себе, что там у них внутри. В юности, когда он приторговывал шмалью, ему доводилось общаться со множеством маменькиных сыночков и видеть, как живут эти семьи. Американские холодильники, ковры, заглушающие звук шагов, тяжелые журнальные столики с лежащими на них альбомами по искусству ценой сотен по пять каждый, картины на стенах – все это вызывало в нем зависть. Родителей дома никогда не бывало. Часто в гостиной даже не было телевизора. У Стеф он представлял себе скорее этакое уютное гнездышко: кресло-антистресс, диван «Рош Бобуа», в гараже – сауна. Засунув руки в карманы, он сделал еще один шаг. Он все еще был под градусом, но уже заметно меньше, чем раньше. Шел он вкривь и вкось. Вдруг его ослепил яркий свет.
– Блин…
Цепочка пятидесятиваттных ламп, закрепленных под крышей, держала его в пятне яркого света. Прикрыв глаза рукой, он не смел двинуться с места. Наконец свет погас.
Он постоял немного, не шевелясь. В сомнении помахал рукой. Свет тотчас зажегся снова, все такой же оскорбительный. Тюремной белизны. Он радостно вздохнул. Это была та самая фигня, что реагирует на движение и нагоняет страху на кошек и воров. А он-то купился. Он подумал, что лучше будет убраться подальше отсюда. Через несколько секунд свет снова погас. Он обернулся на мотоцикл. Снова стало светло как днем.
– Эй! – окликнула его с высоты ступенек какая-то фигура. – Ты что тут делаешь?
Это была Стеф. Он без труда узнал ее даже против света.
– Привет, – ответил юноша.
– Подожди.
Она что-то сделала внутри, потом закрыла дверь и подошла к нему. На этот раз свет вырубился окончательно.
Девушка сбежала вниз по лестнице, прыгая через ступеньку. Она была в джинсах, блузке и босиком. Волосы стали короче, чем раньше.
– Тебе повезло, родителей нет дома.
– А где они?
– Уехали.
Юноша искал ее лицо и не находил. Чтобы разглядеть друг друга, у них было только бледное небо да унылый отсвет уличных фонарей. Очень мало.
– Ну так что?
– Ничего, я просто так заскочил.
– Ты видел, сколько времени?
– Мы вышли в финал.
– Это точно, ага.