Ночные видения - читать онлайн книгу. Автор: Пэт Кэдиган, Джон Лэнган, Шеннон Макгвайр, и др. cтр.№ 77

Профессор поворачивается лицом к зрителю. Интервьюер спрашивает, что она имеет в виду. Профессор Прайс отвечает, что не знает, как это объяснить.

– Восемь дней полиция вела тщательное расследование. Эти убийства попали на передние полосы газет по всей долине Гудзона, о них сообщалось во всех новостных передачах местного телеканала. Немало высказывалось опасений о появлении оказавшегося на свободе маньяка-убийцы, а то и нескольких маньяков. Одна местная газета предположила, что убийства могли стать делом рук приверженцев культа в стиле Мэнсона ^[80]. Гугенот в это время стал Меккой контркультуры. Через несколько дней эта история с передовиц переместилась на вторые и третьи полосы газет, но по-прежнему привлекала к себе значительное внимание. Супружеская чета, ехавшая тем же поездом, высказала мнение, что погибшие были священниками, которые вывели Агату Мерривезер из поезда, но, как выяснилось, никто из местного духовенства их не знал. Рисунок, который я вам только что показывала, опубликовали в газете и показывали по телевидению. Именно благодаря этому стало понятно, что Агата Мерривезер и женщина из поезда – одно и то же лицо. Супруги, соседи Мерривезеров, увидели рисунок, узнали Агату и сообщили об этом в полицию, которая наведалась в дом Мерривезеров, но он оказался пуст: его хозяева, видимо, уехали, и никто из соседей их отъезда не видел. По-видимому, полиция установила своего рода наблюдение за церковью, но и это ни к каким результатам не привело.

– В Гугеноте, – продолжает профессор, – полицейские искали Агату в соседних домах, но ничего не нашли. Тогда привезли собак-ищеек, надеялись, что хоть с их помощью удастся что-то обнаружить. Две собаки почему-то разъярились и стали грызться между собой с такой яростью, что собаководам потребовалась помощь, сами они разнять собак не могли. Третья собака прошла в шахту метров на двести и стала выть. Полицейские сочли следы крови на стенах уловкой, имеющей целью направить расследование по ложному следу, хоть и не могли объяснить, зачем было оставлять следы так высоко. Решили обыскать шахту и с фонарями парами разошлись по галереям.

Интервьюер спрашивает, удалось ли что-нибудь найти.

– Удалось, – отвечает профессор Прайс. – В одном из ответвлений главной галереи наткнулись на то, что осталось от затвердевшей от крови смирительной рубашки. Она была разорвана женщиной, на которой была надета. В помощь полицейским Гугенота прибыло подкрепление. Некоторые из обследовавших шахту сообщали о звуках, которые слышали впереди себя или позади. Большей частью слышали шаги, хотя одна пара слышала в шахте неподалеку от себя рычание. В полиции говорили, что основные силы направлены на обследование шахты, где не без оснований рассчитывали найти скрывающегося убийцу. И в конце концов… так ничего и не нашли. Поиски свернули.

– Свернули? – переспрашивает интервьюер.

Профессор кивает.

– Почему же? – спрашивает интервьюер.

– Никто не знает, – говорит профессор. – Поиски в шахте были самым многообещающим мероприятием. Но и в других местах никаких следов Агаты Мерривезер не обнаружили. Узнав об этом, местные журналисты попытались добраться до сути случившегося, но полиция оградилась от них будто каменной стеной. Через некоторое время газеты переключились на другие темы. С тех пор больше никаких попыток установить судьбу Агаты Мерривезер не предпринималось.

– В самом деле? – спрашивает интервьюер.

– Я предприняла основательные поиски, – говорит профессор. – Есть истории, которые рассказывают местные школьники, есть легенды, но нет ничего подобного результатам официального расследования. Ах да, в ходе своих поисков я все же установила еще один странный факт. Тела убитых поляков, оставленные в шахте рядом со входом, перевезли в окружной морг, откуда их через три дня востребовал некто Джон Смит, проживающий на Манхэттене.

– Имя вымышленное? – спрашивает интервьюер.

Профессор Прайс кивает.

– Я, разумеется, не говорила с каждым Джоном Смитом, проживавшим в то время в столице, но не сомневаюсь, что явившийся за этими телами воспользовался очень распространенным псевдонимом.

– Почему? – спрашивает интервьюер.

– Этот вопрос часто задают, – говорит профессор. – Чтобы ответить на него, мне кажется, надо начать с того места, где Агату Мерривезер видели в последний раз. Придется отправиться к шахте.

Вторая сцена находится в конце второй трети фильма. К этому времени мы уже основательно углубились в шахту и, помимо Изабель Прайс, успели познакомиться с Кармен Мелой, постановщиком; с Кристи Феабеарн, оператором; с Джорджем Слатски, звукооператором; и Беном Райосом и Меган Хвонг, стажерами. Мы прошли участок шахты, примыкающий ко входу, с разбросанными здесь банками из-под пива, бутылками, предметами одежды, с граффити, среди которых и предостережение о «Плохой Агате», на это имя обращают внимание все, кроме Изабель. Сверяясь по старой схеме шахты, которую она держит в руках, мы спускаемся все дальше под землю по основной галерее. По пути попадаются ржавые детали механизмов, лопаты и другие инструменты, запыленный журнал «Плейбой» – видимо, недолгое время служивший кому-то источником впечатлений. Изабель вкратце повторяет нам историю Агаты Мерривезер, участники съемочной группы делятся о ней мнениями. Доходим до портрета Агаты, на котором с правой частью лица все нормально, но левая напоминает труп. Бен прикасается к этому лицу, и все мы вздрагиваем от его крика, но он начинает смеяться, и мы с облегчением нервно смеемся вместе с ним, а Меган называет его задницей.

Становятся яснее взаимоотношения между участниками съемочной группы: Бен и Меган влюблены друг в друга. Ее беспокоит, как родители посмотрят на то, что она встречается с некорейцем. Слышим обрывки жаркого спора, который они ведут между собой шепотом. Джордж вспыльчив и зациклен на своей десятилетней дочери, ради полной опеки над которой он сцепился в юридической схватке со своей бывшей женой. Кристи с самого начала недовольна нашим проектом, что усугубляется ее клаустрофобией. Кармен все время следит, чтобы никто не отстал, задает вопросы технического и личного характера. Изабель сосредоточена на поиске, она ищет так усердно, что это даже угнетает. Создается впечатление, что она знает еще что-то такое, чем не поделились с остальными.

(Здесь имеет смысл приостановиться, чтобы отметить, что Изабель Раутер заслуживает похвал за замечательную актерскую игру. Разумеется, ее роль строится на опыте, полученном в прошлом. Тем не менее она создает замечательный образ женщины, стремящейся сохранить самообладание в условиях сильного давления, которое оказывается на нее извне и изнутри.)

Тут в записи становится слышно то, что начиналось как тихий шум на заднем плане, едва отличимый от возникающего при нашем продвижении по галерее. Этот шум становится значительно громче. Вот в нем уже можно различить всхлипывания, которые могла бы издавать женщина, изможденная несколькими часами плача; стук камешка, прокатившегося по полу и ударившегося о другой камень. Некоторые звуки истолковать сложнее: металлическое гудение и вдруг внезапный, оглушительный рев, вызывающий у съемочной группы ужас, – все в панике с расширенными от страха зрачками бросаются опрометью по туннелю, а между тем этот рев длится и длится.