Орн начал карабкаться наверх. Добравшись до верха стены, он притаился, стараясь не задевать острые зубцы. Одно окно в здании напротив светилось неярким розоватым светом, проникавшим сквозь легкие занавески. Он посмотрел вниз на залитый звездным светом двор, где выстроились ряды высоких горшков с цветущими кустами. Еще один взгляд в сторону окна – и его кольнуло предчувствие опасности.
«Здесь небезопасно!»
Над двором нависло какое-то напряжение.
Орн отцепил рясу от зубца, спрыгнул во двор и снова оделся, притаившись в тени. Глубоко вдохнув, он начал обходить двор слева, прижимаясь к темной стене. С балкона под освещенным окном свисали виноградные лозы. Он подергал за одну из них – слишком хрупкая. Орн двинулся дальше вдоль стены и вдруг почувствовал, как по левой щеке пробежал легкий ветерок. Перед ним маячило черное пятно – открытая дверь.
Предчувствие опасности щекотало ему нервы. Он раздраженно подавил это ощущение и проскользнул в коридор.
В коридоре вспыхнул яркий свет!
Орн окаменел, но тут же подавил смех, заметив возле двери лучевой выключатель. Он сделал шаг назад: темнота. Шаг вперед: свет.
В конце коридора лестница уходила влево. Бесшумно преодолев коридор, Орн остановился у ее подножия и посмотрел на тяжелую деревянную дверь с золотым барельефом в форме инициалов: «А. Г.».
«Аббат Гальмирах! На самом верху!»
Он поднялся по лестнице, осторожно ухватился за дверную ручку и повернул ее, слегка надавив. Щелкнул замок. Орн распахнул дверь, бросился внутрь и захлопнул ее за собой.
– А, господин Орн. Вы очень изобретательны, – раздался высокий, слегка дрожавший мужской голос.
Орн резко обернулся и увидел кровать под широким балдахином. На ней, словно темнокожая кукла, сидел, опираясь на гору подушек, мужчина в ночной рубашке. Лицо его показалось Орну знакомым. Гладкое и вытянутое, оно было увенчано носом, нависавшим, словно утес, над широким ртом. Темная, гладко выбритая голова блестела.
Из широкого рта раздался тихий, дрожащий голос:
– Я – аббат Гальмирах. Вы хотели меня видеть?
Аура старости окутывала человека в кровати, словно запах древнего пергамента.
Орн сделал два шага к кровати. Предчувствие опасности звенело, будто колокол. Он замер, вспомнив, почему лицо показалось ему знакомым.
– Вы похожи на Эмолирдо…
– Это мой младший брат, господин Орн. Прошу, садитесь. – Старик указал на стул возле кровати. – Прошу прощения за то, что принимаю вас в таком виде, но в последние годы я стал ревностно оберегать свой отдых.
Орн подошел к стулу. В этом хрупком старце что-то выдавало ту смертоносность, с которой Орн раньше не сталкивался. Орн огляделся. Темные обои на стенах с причудливым узором: изгибы, квадраты, пирамиды, свастики и повторяющийся символ, напоминающий якорь, – вертикальная линия со скобкой внизу. Пол в комнате был выложен черно-белой плиткой в форме больших пятиугольников шириной не менее двух метров. В полумраке по углам угадывались очертания деревянной полированной мебели: письменного стола, кресла, стеллажа с записями и этажерки в форме спиральной лестницы.
– Вы уже вызвали стражу? – спросил Орн.
– В этом нет необходимости, господин Орн. Прошу, присаживайтесь. – Скелетоподобная рука вновь указала на стул.
Орн посмотрел на стул. На нем не было подлокотников, в которых могли бы таиться скрытые оковы.
– Это всего лишь обычный стул, – сказал аббат.
Орн сел так, будто рухнул в холодную воду, и напрягся.
Аббат улыбнулся.
– Ну что, убедились?
Орн облизнул губы. Что-то здесь не так. Все происходило не так, как он себе представлял.
– Я пришел сюда, чтобы кое-что выяснить, – сказал он.
– Хорошо. Мы поделимся информацией.
– Почему вы набросились на Р – У?
– Прежде всего, господин Орн, вы расшифровали смысл вашего испытания? – Аббат смотрел на Орна большими, блестящими карими глазами. – Вы знаете, почему вы не отказались его проходить?
– А что мне оставалось?
– Многое, как показали события сегодняшней ночи.
– Ладно, согласен. Мне было любопытно.
– Что именно?
Орн опустил глаза и почувствовал, как внутри у него что-то забилось сильнее.
– Будьте откровенны с самим собой, господин Орн.
– Я… Я подозревал, что вы учите меня чему-то… чего я о себе раньше не знал.
– Великолепно! – Аббат улыбнулся. – Но вы – продукт маракианской цивилизации. Все тенденции к аберрации были в раннем возрасте удалены посредством микрохирургии. Разве могло в вас остаться что-то, чего вы не знали?
– Так и было. Я выяснил, что могу испытывать страх, не зная его причины. Я…
– Вы когда-нибудь слышали о психиатрах-чудотворцах древней христианской эры?
– Что это за эра?
– Очень давняя. С тех пор прошло так много времени, что у нас остались лишь крошечные, любопытнейшие фрагменты. Религия Христероса уходит корнями в ту эпоху.
– И что?
– Вам не доводилось слышать о тех древних практиках?
– Я знаю, что до изобретения микрохирургических техник существовали и другие ментальные практики. Вы это имели в виду?
– В некотором роде. – Аббат выжидательно замолчал.
Орн сглотнул. Все шло совсем не так, как должно было. Он чувствовал себя вынужденным обороняться, но его противником был всего лишь тощий старик в дурацкой ночной рубашке. Орна охватила ярость.
– Я прибыл, чтобы узнать, не готовятся ли ваши люди развязать войну!
– А если бы готовились? Что тогда? Вы готовы были исполнить роль хирурга, вырезать опухоль и исцелить общество?
Ярость Орна отступила.
– Разве вы не замечаете параллель, господин Орн? – Аббат нахмурился. – Лучшие приверженцы высшей механистической науки поработали над вами и объявили вас здоровым, сбалансированным, здравомыслящим. Однако осталось кое-что, чего они не коснулись.
– Значит, есть нечто, чего не… коснулась Р – У?
– Ну разумеется.
– Что же это?
– Бо́льшая часть айсберга скрыта под водой, – сказал аббат.
Снова всколыхнулась маленькая волна ярости.
– И что это значит?
– Взглянем на это так, – сказал аббат. – Гуру по имени Пашаван, приведший рамакришнаитов к Великому Объединению, известному теперь как Экуменическое Перемирие, был приверженцем доктрины Инда, которая всегда учила о божественности души, единстве всего сущего и гармонии всех религий.
Орн оцепенел.