– Я люблю этот город, – сказала она.
«Она не сказала «мой», и это хорошо», – подумал Бийска. Вслух он сказал:
– Это очень правильно – любить место, где родился. Это так свойственно людям. Я люблю маленький городок на грязной речке, городок под названием Илтаун. Иногда, когда забиваются фильтры, там пахнет гниющим деревом и содержимым биореакторов. Река грязная, потому что мы используем ее для выращивания деревьев. Извлечение плодородного ила и перемещение его на склоны холмов – очень тяжелый труд, который требует много человеческой энергии, но это дает человеческим существам место и возможность вписаться в порядок всей планеты. У нас есть точка входа. Нам есть что менять. Когда-нибудь мы найдем другой способ извлечения энергии из ила. Существует очень важное отношение между переменами и обменом, которое мы научились ценить и использовать.
Миери чувствовала, что вот-вот расплачется. Она потратила пятнадцать лет на упорное изучение своей профессии, и зачем? Она сказала:
– Другие города удавалось излечить от куда более плохих вещей.
Бийска задумчиво смотрел на погружавшийся в темноту город. Пока они разговаривали с Миери, солнце коснулось горизонта. Облака на западе окрасились в оранжево-красный цвет. Завтра будет хороший, ясный день, согласно поверью древних моряков. Город превратился в лабиринт огней, погруженных в чашу темноты; сверкающие снежные вершины отражали свет заходящего солнца. Даже в этот переходный момент город сливался с окружающим миром так, что помогал людям сопротивляться любым беспокойствам, даже если те были вызваны их собственными словами. Тишина душила их – опасная тишина.
Миери ощутила внутри себя сильное, разрушительное напряжение, и оно было результатом образования, а не того, что перед ней был ее город. Когда-то город был ее плотью, но теперь она этого больше не ощущала.
– Люди всегда были очень беспокойными животными, – сказал Бийска. – Это тоже неплохо. Мы оба знаем, что здесь не так. Здесь слишком много комфорта, слишком много красоты. Жизнь же требует непрерывной борьбы. Это единственный непреложный закон живой Вселенной.
В его словах она снова уловила угрозу. Силуэт Бийска стал тенью на фоне огней города. Слишком много красоты! Это было сказано о контексте, в котором существовала красота, из которого она выделялась. Дело было не в красоте самой по себе, а в напряжении внутри контекста.
– Не давайте мне ложных надежд, – сказала она.
– Я не даю тебе никаких надежд, – сказал он. – Это не входит в обязанности Врача городов. Мы просто обязаны следить за тем, чтобы сохранялось необходимое напряжение. Если ему мешают стены, мы их ломаем. Но стены все же отчасти сохраняются. Если мы уничтожим их полностью, то придем к абсолюту. Как долго чужаки познавали ваш город? И в результате они его не полюбили, а возненавидели, так?
У Миери внезапно пересохло в горле.
– Как долго? – повторил Бийска.
Она с трудом выдавила из себя ответ:
– Сначала, когда я видела ненависть, я спрашивала о ее причинах, но люди отрицали ее.
– И это естественно, что они ее отрицали!
– Иногда я сама переставала доверять своим чувствам, – сказала она. – Потом я заметила, что самые талантливые из нас стали уезжать из города. Для этого всегда находились достаточные причины. Это явление стало таким массовым, что председатель нашего Городского совета сказал, что мое возвращение для прохождения здесь практики – это повод для городского праздника. У меня не хватило духа признаться, что это был не мой выбор, что это вы направили меня сюда.
– Как они отреагировали, когда ты сказала, что я приеду?
Она прочистила горло:
– Понимаете, я внесла несколько предложений по переустройству города, по изменениям работы городских служб и прочего.
– Эти предложения не были приняты всерьез?
– Нет, они очень удивились моему недовольству. – Она задумчиво посмотрела на городские огни. Ночь полностью вступила в свои права. Пищали, трещали и пели насекомые и ночные птицы. – Ненависть пришла сюда много лет назад, и с тех пор она продолжается. Я понимаю, зачем вы направили меня сюда.
– Нам нужны все подготовленные нами Врачи городов, – сказал он. – Ты нам нужна.
Она подумала о местоимении «нам» с нарастающим страхом. Урожденные говорили устами Врача городов, власть которого была отточена в действии. Любого индивида могло преобразить или раздавить это «мы».
– Члены Совета хотели только одного – чтобы я их успокоила, – запротестовала она, но внутренний голос униженно умолял: «Успокой меня, успокой меня, успокой меня». Она отлично понимала, что Бийска слышит этот внутренний голос.
– Как это наивно с их стороны, – сказал он, – хотеть, чтобы им говорили, что истина есть ложь, что нельзя доверять своим ощущениям. – Он сделал глубокий вдох. – Истина меняется так стремительно, что опасно смотреть только в одном направлении. Вселенная на самом деле бесконечна.
Миери поняла, что у нее стучат зубы, и изо всех сил попыталась унять дрожь. Она дрожала от страха, а не от ночной прохлады. Она тряслась теперь всем телом. Она вдруг вспомнила, что когда-то говорил ей Бийска: «Надо обладать беззаветной храбростью и мужеством для того, чтобы просто захотеть стать Врачом городов».
«Обладаю ли я этим мужеством? – спросила она себя. – Человечество, помоги мне! Неужели сейчас я потерплю поражение?»
Бийска в темноте повернулся к ней, уловил запах дыма и горящего дерева. Кто-то в городе вопреки запрету развел костер где-то на берегу. Это напряжение протеста своим запахом щекотало ноздри, пробуждало надежду на то, что все еще можно обратить на пользу жизни. Миери была невидима в темноте. Ночь скрыла совершенство ее облика, одежду, которая словно броня, гармонично сливалась с плотью, подчеркивая ее красоту. Способна ли она спросить как, а не почему и зачем? Сможет ли она сделать такой необходимый переход?
Он ждал, напряженно прислушиваясь.
– Некоторые из них будут ненавидеть всегда, – прошептала она.
«Она понимает», – подумал он.
– Болезнь города распространяется далеко за его пределы, – сказал он.
Миери, дрожа, сжала кулаки. «Рука не будет болеть, если здорово тело» – так когда-то сказал ей сам Бийска. И еще: «Один никем не любимый человек может спалить всю Вселенную».
– Жизнь – это непрерывное создание дихотомий, – сказала она самой себе. – Все дихотомии ведут к противоречиям. Логика, адекватная для конечной системы, необязательно адекватна для системы бесконечной.
Слова из кредо Врачей городов в какой-то мере успокоили ее, и она сказала:
– Здесь потребуется много изменений.
– Это напоминает пал, с помощью которого наши предки останавливали распространение огня в степи, – сказал он. – Ты даешь им ненужный повод для недовольства. Здесь нет никакого спокойствия и комфорта, если не считать того, что ты любишь человека в каждом из них. Некоторые противоречия на самом деле приводят к уродству.