— Этого я не знаю. Это лучше у него спросите. Он вам много
интересного расскажет. И кто ему деньги платил, и кто заказывал убийство твоих
ребят, полковник. Все расскажет, сволочь.
— Подставил он тебя, Крутиков, — с явным сожалением сказал
полковник, — оказывается, Лида все сделала, а на тебя еще одно убийство
навешивают.
Подставил он тебя, — повторил Самойлов, — ничего с этим не
сделаешь.
— Как это «подставил»? — разъярился бандит. — Ты думаешь, у
нас такое пройдет? Да его в любом лагере, в любой колонии на «перо» возьмут.
Такие паскудные вещи не прощают.
— Лучше вспомни, где Лида обитает, — посоветовал полковник,
— может, если мы ее возьмем, ты отмоешься от этого дела.
Крутиков открыл было рот, но потом, спохватившись,
подозрительно посмотрел на полковника.
— А может, ты все врешь? Может, ты все сам придумал, а
теперь хочешь меня на понт взять?
— Дурак ты, Крутиков, — покачал головой Самойлов, — как же я
мог сам придумать адрес Марата, если бы его не знал? Ты же тоже знаешь адрес. И
откуда я мог узнать про иностранную журналистку и про то, как вы ее убивали,
если бы мне не рассказали? Поэтому тебя и подставляют, что ты такой дурак.
Для сильного человека, каким был Крутиков, одна мысль о том,
что его считали недоумком, могла стать очень сильным раздражителем. Полковник,
сам того не зная, задел самую болевую точку бандита. Он не знал, что Марат
часто злился, указывая Крутикову на недостаточную гибкость в разного рода
акциях. Марат знал, что Крутиков в детстве поздно научился говорить и каждый
раз попрекал его этим, называя дебилом, ничего не соображающим в их деле. Вот и
слова полковника теперь вызвали у раненого резкую реакцию.
— Ты меня так не называй. Прав у тебя на это нету, — зло прошипел
бандит.
— А насчет дурака, это мы еще посмотрим, кто в дураках
останется. Вот сейчас сдам тебе его бабу и посмотрю, как он будет
изворачиваться, когда вы Лиду возьмете. А заодно и все его добро к вам попадет.
Вот тогда я с ним поквитаюсь.
И посмотрю, кто из нас дурак.
— Адрес говори, — устало потребовал Самойлов.
— На Лесной она живет. Он ей там квартиру купил, — сказал
Крутиков и назвал номер дома и квартиры.
— Ладно, — поднялся полковник, — проверю я твое сообщение.
Только ты не очень надейся, Крутиков. Все равно пуля по тебе плачет.
— Ты мне не угрожай.
— А я тебе не угрожаю. Просто сказать хочу для души твоей,
чтобы ты ночью спокойно спал, — дело твое решено, — Самойлов оглянулся и
наклонился к Крутикову, — во-первых, жить ты все равно не будешь. Я лично
сделаю так, чтобы до суда ты не дожил. И насчет «голубых» я не зря сказал.
Повесят тебя в камере, и ничего ты с этим сделать не сможешь.
Бандит зло скривил лицо, но не стал ничего говорить.
— И во-вторых, — продолжал полковник, — правильно говорят,
что ты, Крутиков, дурак. Обманул я тебя, на понт взял. Не поймали мы еще
Марата, нету его. Все это я придумал, чтобы тебя, фраера, обмануть.
Крутиков, поняв, что произошло, попытался подняться, чтобы
схватить зубами полковника, но тот резким, коротким ударом по зубам вернул
бандита в лежачее положение. Крутиков ощутил соленый привкус во рту и заревел
от бешенства.
— Убью, падло гэбэшное! На кол посажу! — метался он по
постели, опрокидывая какие-то баночки и склянки, которых и без того было не
очень много.
При остром дефиците лекарств в обычных больницах в тюремных
их было и того меньше. Часть воровали сами врачи, часть пациенты, а оставшаяся
мизерная часть почти не помогала раненым, среди которых тяжелораненые, как
правило, не выживали. Просто врачи не очень хотели их лечить и тем более
тратить на них дефицитные лекарства. Это не было жестокостью эскулапов.
Сталкиваясь ежедневно с криминальным беспределом на улицах Москвы, они
постепенно выработали в своем сознании такую мощную вакцину ненависти, что
иногда умудрялись даже делать операции раненым бандитам без наркоза, словно
рассчитываясь с ними таким образом за своих родных и близких, ставших жертвами
уголовного беспредела.
В палату вбежали двое врачей и попытались придержать
рвущегося с постели бандита. Самойлов удовлетворенно кивнул.
— Это за моих ребят, — устало сказал он, выдыхая воздух,
словно только что сделал грязную и очень неприятную работу.
Крутиков метался на постели, но один из врачей уже готовил
укол морфия, чтобы успокоить его. Самойлов, уже не глядя на бандита, вышел из
палаты.
Сев в машину, он посмотрел на часы. Было уже далеко за
полночь. Он достал свое оружие, проверил его. Потом спросил у водителя:
— Слушай, Леня, может, мы с тобой еще немного поработаем?
— Хорошо, — пожал плечами парень, — куда ехать?
— На Лесную, — задумчиво сказал Самойлов, — но еще нужно
заехать на работу и вызвать оперативную группу. Опять телефон не работает.
— Все время обещают починить.
— Знаю, — вздохнул Самойлов, — поехали к нам. Надеюсь,
сумеем найти кого-нибудь из ребят, иначе нам придется брать бандитов с тобой
вдвоем.
Глава 25
Подъехав к дому, адрес которого ему назвали, Дронго
вспомнил, что не позвонил Владимиру Владимировичу. В его традициях было
проверять любые сообщения. Поэтому он подошел к телефону-автомату, стоявшему у
соседнего дома, и набрал знакомый ему номер. Через минуту ему ответил заспанный
голос:
— Слушаю вас.
— Это я, — торопливо сказал Дронго.
— Ты еще живой?
— Пока да, — усмехнулся Дронго, — мне нужно знать адрес
Лобанова.
— Я так и думал, что ты позвонишь, чтобы узнать адрес, —
недовольно проворчал Владимир Владимирович, — между прочим, ты знаешь, который
час? Почему ты всегда звонишь по ночам?
— Просто я очень выраженная «сова». По утрам люблю спать, —
пошутил Дронго. — Какой адрес?
Его собеседник продиктовал адрес и добавил:
— Я узнал еще кое-что. Тебе ведь всегда интересно получать
информацию в полном объеме. Так вот, в этой квартире проживают два брата. Один,
старший, недавно развелся и переехал к младшему, на которого и зарегистрирована
квартира. Младший работает на таможне. А старший, знаешь где?
— Неужели в милиции?
— Откуда ты знаешь? — обиженно спросил Владимир
Владимирович. — Ты меня разыгрываешь, да?
— Просто догадался, — пробормотал Дронго, — случайно не в
милиции аэропорта?
— Представь, случайно — да.