На похороны мамы и папы я не успела. Тогда, восемь лет назад, я видела их в последний раз, как и сестру. Сердце сжималось от боли, а еще оттого, что я не могла нормально прочувствовать эту боль. Восемь лет – огромный срок. Двенадцать и двадцать – это два разных человека. Родителей безумно любила та маленькая и глупая Валенси, которая в один миг уничтожила сразу несколько жизней. А вот взрослая Валенси их не знала. Она просто спешила сбежать от человека, который разбил вдребезги ее сердце и не хотел на этом ставить точку. А я так не могла. Должна была умчаться как можно дальше.
Идея вернуться и навестить долину, где я совершила самую большую ошибку в своей жизни, ошибку, которую нереально исправить, казалась здравой. Нужно поставить точки везде, а потом уже думать, как устроить жизнь.
«Несколько дней, – твердила я себе. – Всего несколько дней, чтобы навсегда проститься с прошлым». Впрочем, я не знала, почему еду. Возможно, потому, что съедающее чувство вины за это время не стало меньше.
Экипаж остановился возле станции. Я запихнула сопротивляющегося Пэрсика в меховую переноску, дождалась, когда мне выдадут огромный чемодан на колесиках, и замерла на площади. Я помнила ее совсем другой. В ярких новогодних огнях, сверкающей. А сейчас – огромные сугробы, заледеневшие мостовые… И не скажешь, что до зимнего праздника еще три долгих месяца. Снег и лед стали частью города, потому что не таяли уже восемь лет.
– Давайте мы вас проводим? – предложил словоохотливый мужичок из экипажа, проигнорировав недовольный взгляд жены. – У нас тут улочки узкие, петляющие, немудрено заплутать. Да и темнеет уже.
– Это ни к чему, спасибо. Я сама найду дорогу. Я выросла в Сноухельме.
Взгляд, которым меня окинули, был на редкость удивленным. Да, я не походила на местную жительницу. Зеленые глаза, медные волосы и смуглая кожа. Нет, когда-то я тоже была белокожей, но за годы жизни на побережье насквозь пропиталась южным солнышком, а шубка в пол из меха серебристой паркули только подчеркивала непривычный для этих мест загар. Сейчас я смотрелась как настоящая южанка.
Это и к лучшему. В Сноухельме мало кто связал со мной трагические события восьмилетней давности, но мне очень не хотелось быть узнанной.
Осталось лишь два человека, которые могли рассказать правду. Женевьев молчала восемь лет, хотя, подозреваю, не перестала меня ненавидеть. А Ранион…
С ним все было сложнее.
* * *
Ноги сами несли в нужном направлении. Чемодан стучал по промороженной, тщательно расчищенной брусчатке. А Пэрсик недовольно возился в переноске. Можно было поймать экипаж, но мне хотелось прогуляться. Несмотря на ветер, мороз и колючие снежинки, которые жалили щеки. Вспомнить тихие улицы и прочувствовать на себе то, что случилось с долиной по моей вине.
До родительского дома было недалеко – всего пара кварталов, но я все равно замерзла просто смертельно. Казалось, что иду не в симпатичных кожаных сапожках на меху, а в легких туфлях. Рука примерзла к сумке, а нос хотелось скорее засунуть под теплый шарф. Попадающиеся навстречу люди тоже были в длинных шубах и меховых шапках, но выглядели не такими замерзшими, как я. Наверное, привыкли к вечному холоду.
Уже близилось время ужина, и прохожих было не так много. И ни одного знакомого лица. Это радовало. Впрочем, меня помнили рыженькой несуразной девчонкой двенадцати лет. А сейчас я выросла, смею надеяться, похорошела, ну и шуба тоже делала свое дело. Узнать человека сложнее, если наружу торчит только нос.
Перед знакомой дверью я замерла, сжала зубы и, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди от волнения, постучала.
Дверь открыли не сразу. На пороге появилась Женевьев. На ее лице отразился испуг, такой заметный, что мне стало не по себе. Сестра почти не изменилась за восемь лет. Красивая девятнадцатилетняя девушка превратилась в не менее красивую, эффектную молодую женщину. Разве что черты лица стали чуть мягче, а линии фигуры – плавнее.
– Не пригласишь войти? – робея, спросила я, и сестра бросила на меня жесткий взгляд.
– Ты зря сюда приехала, Валенси. Не представляешь даже, насколько зря.
– Женевьев, там кто? – За спиной моей сестры появился Дэвид – друг детства. Я слышала, что лет пять назад они поженились. На руках у него сидела симпатичная девчушка с рыжими кудрявыми волосами.
– Вал… – пробормотал мужчина и отступил, прикрывая малышку свободной рукой, словно я могла с ней что-то сделать.
Замечательно. Меня тут боялись.
– Тебе лучше уйти, Вал, – отозвалась Женевьев устало. – Ты зря проделала такой долгий путь.
– Но это и мой дом тоже, – попыталась возразить я. Я репетировала этот разговор не раз, но все равно робела и растеряла все тщательно заученные аргументы.
– Мама с папой не указали тебя в завещании. Так что уже не твой, – с легкой печалью в голосе добавила сестра. – Не потому, что не любили, а потому, что знали – тебе нельзя сюда возвращаться. Уезжай.
– Прости, но сегодня уже не смогу. Да и некуда пока.
– Очень жаль. Завтра может быть поздно, – сказала она и захлопнула дверь прямо у меня перед носом.
Глаза обожгли злые слезы. Я предполагала нечто подобное, именно поэтому на всякий случай забронировала гостиницу. Но все равно было обидно. Рассчитывала хотя бы на пару часов вежливости и чай. Впрочем, после того, что я сотворила с ее жизнью и мечтами, Женевьев имела право меня ненавидеть.
Отдохну, высплюсь и завтра зайду снова. Заберу несколько милых сердцу безделушек (надеюсь, их не выкинули), навещу могилу родителей и уеду. Главное – определиться куда. Зато увидела свою племяшку, хоть и мельком.
Признаться, устала так, что готова была сесть и начать рыдать на пороге, лишь бы меня пустили в теплый дом и в кровать. Но это было глупо, а гостиница располагалась совсем недалеко.
– Остался последний рывок, пушистый комок шерсти! – сказала я Пэрсику, который перетаптывался в переноске. То ли замерз, то ли хотел есть, а может, в туалет или просто жаждал вырваться из ненавистной клетки. – Скажи спасибо, что она хотя бы теплая. Твой мех плюс мех в переноске – это значительно лучше, чем просто твой мех.
К счастью, в гостинице обошлось без проблем. Оказаться на улице в такой мороз – то еще испытание. Мне вручили ключи от комнаты на третьем этаже, и посыльный подхватил мои чемоданы.
– Надолго к нам, леди? – вежливо спросила администратор. Уже немолодая, но ухоженная и подтянутая женщина.
– Пока не знаю. – Я улыбнулась. – На пару дней.
– Оставайтесь подольше, у нас тут очень красиво.
– И холодно.
– Чем холоднее морозы, тем горячее мужчины, – подмигнула она, и я поспешила в свою комнату. Нет уж, горячими мужчинами я сыта по горло.
Первым делом достала из переноски Пэрсика. Он тут же пулей метнулся под шифоньер и там затаился. Я очень надеялась, что он заныкался туда прятаться, а не гадить. Потом скинула шубу, сапоги и с размаха рухнула на широкую кровать. Здесь было значительно теплее, чем на улице, но я все равно завернулась в огромное пуховое одеяло. Нужно было поспать, а потом уже думать.