Пролог
Снег за окном усиливался. Валил пушистыми, похожими на пух, хлопьями. Девочка лет двенадцати сидела на подоконнике, уткнувшись носом в стекло, и наблюдала за снегопадом. За кружащимися в свете городских фонарей снежинками, непривычно крупными и ажурными, за поземкой, бегущей по мостовой под окнами, за тем, как улица укутывается белым пледом.
Первый снег в этом году выпал очень поздно, прямо перед самым праздником зимы. Совпали два волшебных события, когда можно загадать самое заветное желание и оно обязательно сбудется. Такое желание у девочки было одно, но очень и очень сильное. И почему-то именно сегодня, в такой сказочный день, казалось, что оно сбудется. Не прямо сейчас, конечно, а через несколько лет. Но мечтать-то можно!
– Валенси! Иди сюда! – радостно крикнула мама с первого этажа. – Скорее! У нас такая радость! Ты даже не представляешь!
Валенси, не выпуская из рук книжки, которую читала, когда не таращилась в окно на снежинки, соскочила с подоконника и кинулась из комнаты на лестницу. А потом вниз, в зал, уже украшенный к празднику. Длинные кудрявые волосы развевались за спиной, словно языки пламени, – такие же непослушные и ярко-рыжие.
У камина возвышалась огромная, почти трехметровая ель, которую они с сестрой закончили украшать с утра. Под елью лежали подарки, а рядом, взявшись за руки, стояли парень с девушкой.
Девушка – тоже рыжеволосая, очень симпатичная, но значительно старше Валенси. А парень – блондин с голубыми глазами и очаровательной улыбкой.
Валенси замерла на лестнице и бросила недоуменный взгляд на маму. На парня она старалась не смотреть. Он был таким красивым, взрослым… и принадлежал ее сестре. Пока. Но когда-нибудь, когда Валенси вырастет, все изменится. Не зря же она загадала желание?
От этих мыслей сердце сжалось в сладостном предвкушении, но мама все разрушила одной фразой:
– Поздравь сестру, Вал, после зимнего праздника ее ждет свадьба! Ранион сделал предложение! А ты будешь прекрасна, как маленький ангелок. И понесешь за сестрой фату.
– Что… – бледнея, пробормотала Валенси и взглянула на сестру, как на предательницу. Хотя она таковой не была.
– Мы женимся, Вал, – усмехнулся парень и открыто улыбнулся. Так, как умел делать только он. – Ну же, Рыжик, иди поздравь нас! Что за взгляд?!
«Что за взгляд? Да как он может?!»
Руки дрожали, а из глаз катились слезы. Он всегда видел в ней только ребенка. Она была ребенком!
«Тебе еще рано любить, – смеясь, говорила мама. – Тебе надо играть в куклы».
Валенси и играла. А еще иногда подглядывала за Ранионом и понимала: для любви нет возраста. А он решил жениться на Женевьев!
– Я вас ненавижу! – воскликнула Валенси и помчалась наверх, в свою комнату, но на ступенях обронила старинную книгу в кожаном переплете. На обложке была нарисована девушка на фоне замка и парящий в небе снежный дракон, а внизу написано название: «Ледяная душа».
Девчонка пробежала несколько ступеней, но потом остановилась как вкопанная, подобрала книгу и гордо удалилась, с трудом сдерживая слезы. И только у себя в комнате разрыдалась, повторяя вновь и вновь: «Ненавижу!»
Валенси снова открыла любимую книгу, которую ей подарили на прошлое Рождество. Тогда Женевьев и Ранион только начали встречаться. Парень напоминал ледяного дракона из сказки, такой же красивый и немного отстраненный. А еще он оказался добрым, веселым и вообще просто замечательным!
Чувство к Раниону нельзя назвать любовью, это было всепоглощающее детское обожание, которое переросло в такую же безграничную ненависть. Решение пришло внезапно. Ярость была сильной.
Скрестив ноги, Валенси уселась на кровать, открыла книгу и начала плести первое в жизни самостоятельное заклинание, благо подсказок в тексте имелось предостаточно. Заклинание получилось с первого раза, потому что его подпитывали искренние и очень сильные чувства. Разбитое сердце всегда усиливает магию.
Когда с губ слетели последние слова, Валенси отключилась. Пришла в себя от тихого шепота побледневшей мамы, которая замерла в дверях комнаты.
– Милая, что же ты натворила?!
Глава 1
– Что же ты натворила? – Эти слова преследовали меня последние восемь лет. Их говорили родные, когда спешно собирали мои вещи, чтобы навсегда выставить из родительского дома, их не раз повторяла я самой себе. Даже сейчас они крутились в голове привычным шумовым фоном.
Я сидела в почтовом экипаже и чувствовала, как мерзнут руки. Не спасали ни меховые рукавицы, утепленные заклинаниями, ни отопительные камни в повозке. Пэрсику тоже было некомфортно. Он жался ближе к шубе из густого серебристого меха и укоризненно смотрел на меня своими янтарными и круглыми, как у совы, глазами. На приплюснутой морде явно читалось: «Хозяйка, ты совсем того, раз привезла нас в такое отвратительное место?»
Наверное, и правда «того». Мне действительно не стоило сюда ехать. И не только из-за кошмарной погоды.
– Ну прости, пушистый, – пробормотала я, чтобы как-то побороть волнение. – Тут зверски холодно, мы с тобой к такому не привыкли. Но так надо, поверь.
– Это последние лет десять! – поморщился мужичок с сиденья напротив, кутаясь в овчинный тулуп. – Раньше нормальная погода была. А как этот в замке на горе поселился, так холодища настала! Хоть, как в давние времена, начинай девственниц в жертву приносить! Может, тогда потеплеет!
– А ты дурь не мели! – шикнула на него толстая жена в необъятной шубе. – Девственниц! Ишь! Где ж их в нонешние времена найдешь?
Я молчала. И действительно помнила Сноухельм другим. Снег в предгорье иногда выпадал рано, но весной таял быстро, а лето радовало жаркой погодой. Раньше в это время только начинала опадать листва и долина казалась усыпанной золотом. Золото в кронах, золото в лужах – я любила такую погоду. Она мне подходила. Осенью волосы не казались такими полыхающе-яркими.
Но все изменилось. Только не десять лет назад, а восемь. Из-за меня. С тех пор, как я сотворила нечто ужасное, погода в долине испортилась, а я ни разу не была дома.
Меня отослали учиться в жаркий южный Тамбул – с солеными брызгами моря, разговорчивыми людьми и строгими нравами. Сначала четыре года закрытой школы магии для сложных девочек, а потом – высшая магическая академия для одаренных ведьм.
Подруги, студенческая жизнь и кот Пэрсик, который появился у меня на втором курсе. «П-э-эрсик», – именно так, растягивая гласную на южный манер, окрестила маленький светло-рыжий комочек моя подруга.
Имя прижилось, Пэрсик тоже. То время было почти счастливым. Родители не хотели, чтобы я возвращалась. Да я и сама ни за что не рискнула бы приехать в Сноухельм, если бы не несчастье, произошедшее в нашей семье, и не моя очередная глупость. Сход лавины унес разом жизнь и мамы, и отца. Женевьев с мужем и маленькой дочкой, которую я еще не видела, остались живы, и я поняла, что не смогу прятаться вечно. Я должна навестить родных и, возможно, заплатить по счетам. Правда, про это думать не хотелось. Ну и заодно сбежать из того места, которое последние восемь лет я считала домом.