Дань псам. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Эриксон cтр.№ 60

А Чик остался там. Смотрел в искаженные безумием лица, и когда все глаза разом уставились на него…

– Скорее, – прохрипел Нимандр, догоняя Клещика. Тот схватил брата за камзол, заставляя остановиться.

Они были на краю поля.

Пугала, освещенные холодным серебряным светом, шевелились, шеренга за шеренгой. Их обмотанные марлей конечности напоминали змей или слепых червей. Черная кровь струилась вниз. Жуткие цветы распустились, и из них, сверкая в ночи, вырывались клубы пыльцы, которую затем разносило ветром в стороны.

Нимандр хотел выбежать на поле, прямо в гущу распятых жертв. Он хотел ощутить языком вкус пыльцы, вдохнуть, заглотить ее. Хотел купаться в божественной боли.

Клещик, рыдая, тащил брата назад, хотя и его самого обуревала такая же страсть, буквально разрывая изнутри и заставляя усилия разбиваться друг о друга.

Наконец они оба упали на землю и поползли обратно к селению.

Это все пыльца. Пыльца повсюду. Нижние боги, мы вдохнули ее и теперь жаждем еще.

И снова ужасный вопль. Голос, как живой, пытался добраться до неба, но нигде не находил опоры, отчего раскинулся в стороны, сжимая шеи ледяной хваткой. Голос орал прямо в лицо.

Вы танцуете! Упиваетесь моей агонией! Что вы за вредители? Хватит! Оставьте меня! Отпустите меня!

В голове у Нимандра пронесся тысяченогий табун, топочущая пляска, которую не остановить, как бы ни хотелось – а ему и не хотелось; боги, пусть она длится и длится, вечно!

Заключенный в клетке собственного разума, он вновь увидел того старика с измазанным кровью и нектаром лицом. Глаза его светились от радости, спина распрямилась, рукам и ногам вернулась былая подвижность, все шишки и синяки исчезли. Он плясал вместе с остальными в общем танце, опьяненный восторгом.

Нимандр с Клещиком пришли в себя на главной улице. Когда второй вопль бога стих, рассудок начал понемногу возвращаться. Нимандр поднялся на ноги, подхватил Клещика, и вместе они, шатаясь, поспешили к постоялому двору. Ждет ли их там спасение – или Ненанда с остальными тоже попали под чужую волю? Плясали в поле, захваченные бурлящей черной рекой, лишенные себя?

И вот третий вопль – еще более мощный, еще более требовательный.

Под весом брата Нимандр упал на землю. Слишком поздно. Сейчас они встанут, развернутся и побегут в поле. Боль держала их в смертельной, но сладостной хватке. Слишком поздно…

Неподалеку хлопнула дверь.

Рядом с ними возникла Араната. Взгляд пустой, черная кожа кажется почти синей. С невиданной прежде силой она подняла обоих за воротники и поволокла к постоялому двору. Там их подхватили еще руки и заволокли внутрь…

Влечение мгновенно схлынуло.

Нимандр, тяжело дыша, лежал на спине и смотрел в лицо Кэдевисс, дивясь его задумчивому выражению.

Рядом закашлялся Клещик.

– Матерь Тьма, спаси и сохрани!

– Ее здесь нет, только Араната, – сказала Кэдевисс.

Араната, которая шарахается от каждой тени, прячется от соколиных криков. Но за непреодолимой стеной скрывается ее другое Я. И появляется в самый нужный момент.

Да, теперь он ощущал волю, что заполняла собой всю комнату. Содрогалась от ударов, но держалась.

Как и положено.

Клещик снова застонал.

И Нимандр вспомнил: Чик остался там, лицом к лицу с Умирающим богом. Без защиты.

Но он же Смертный меч Тьмы. Этого хватит?

Нимандр боялся, что нет – прежде всего, потому, что никаким Смертным мечом Чик не был.

– Как нам быть? – спросил Нимандр у Клещика.

– Не знаю. Он уже наверняка… потерян.

Нимандр посмотрел на Аранату.

– Мы сможем дойти до таверны?

Та покачала головой.

– Не надо было вообще его там бросать, – заявил Ненанда.

– Сдурел, что ли? – рявкнула Кэдевисс.

Клещик все еще сидел на полу, ощупывая лицо. Его била дрожь.

– Что за колдовство здесь творится? Неужели божья кровь способна на такое.

Нимандр пожал плечами.

– Я ни разу не слышал ни о чем подобном. Умирающий бог истекает ядом.

Он с трудом удерживался, чтобы не расплакаться. Все казалось таким ненадежным; время и реальность буквально истлевали на глазах и клочьями разлетались на ветрах безумия.

Клещик хрипло вздохнул.

– Яд, говоришь? Тогда почему мне хочется еще?

Нимандр не знал, что ответить. Может, в этом кроется некая истина? Может, мы все упиваемся чужой болью? Радуемся чужому страданию просто потому, что страдаем не мы? Неужели это способно вызвать зависимость?

Вдруг далекие стоны сменились воплями – жуткими, истошными, словно звуки бойни. Ненанда, обнажив меч, подскочил к двери.

– Стой! – крикнула Кэдевисс. – Слушай! Это не он, это они! Он убивает всех. Хочешь помочь ему, Ненанда? Хочешь?

Ненанда вдруг ссутулился и с потерянным лицом отошел от двери.

Вопли скоро утихли. Вместе с последним в тишине растворились и крики Умирающего бога. Деревню снаружи постоялого двора – а с ней и весь мир – как будто отсекло топором.

Остаток ночи никто не спал. Все разбрелись по углам, погруженные в мысленный разговор с единственным близким существом – со своей душой. На лицах сородичей, в их пустых глазах Нимандр видел шок. Угроза отступила, и он почувствовал, как воля Аранаты, ее мощь тоже ослабевают, прячутся в глубины, где их нескоро потревожат. Взгляд ее снова стал почти безжизненным и пугливым.

Десра стояла у окна. Внутренние ставни были распахнуты, и она неподвижно смотрела на пустынную улицу. Глядя на нее, Нимандр гадал, о чем она говорит сама с собой – если говорит, если она не просто повинуется инстинктам и чувствам, реагируя только на сиюминутные потребности.

«А ты жесток».

«Опять Фейд. Оставь меня в покое, призрак».

«Ты не подумай, я одобряю твои мысли. Десра – шлюха, и мозг у нее как у шлюхи. Она не видит разницы между брать и давать, приобретать и терять, предлагать и уступать. Она помешана на власти, вот и ждет теперь, когда же придет ее убийца, чтобы затащить его в постель. Она не умеет отличать смерть от жизни, поражение от победы, страх от нужды, а любовь от похоти».

«Уходи прочь».

«Но ты же на самом деле этого не хочешь, ведь иначе останешься наедине с тем, другим голосом, который сладко нашептывает всякие нежности. Что-то не припомню, чтобы она их говорила, пока была жива».

«Прекрати».

«В плену воображения, защищенный от жестокого безразличия реального мира, ты волен возносить до небес всякий незначительный жест. Случайную улыбку. Мимолетный взгляд. Ты воображаешь, как сжимаешь ее в объятиях – это ли не любовь? Чистая, незамутненная, вечная…»