– Не знаю. Никогда не видел.
Кисть Доминика в пасти с острыми зубками. Мелкие косточки осыпались на землю. Сад выглядел как после той жуткой укуренной ночи с Леоном и Сюзанной, незнакомым, искаженным. Мне хотелось вернуться в дом.
– Может, и лисы, – сам себе ответил Рафферти. Кот любопытно вытянул шею, принюхиваясь к курице. – Сядьте, а то пока вы стоите, он близко не подойдет.
Помедлив, я сел на краешек ступеньки, подальше от Рафферти. Он достал пачку “Мальборо”.
– Будете? – Я замялся, и он добавил: – Да ладно вам, Тоби, я же знаю, что вы курите. Видел у вас сигареты во время обыска. Я не скажу вашей маме, честное слово.
Я взял сигарету, он щелкнул зажигалкой, я поневоле потянулся к огоньку и напрягся, оказавшись так близко от Рафферти. Как спросить, что он тут делает?
Рафферти глубоко затянулся, прикрыв глаза, и медленно выпустил дым.
– А-а-а… кайф. Как у вас дела? Как поживают родные? Держитесь?
– Насколько это возможно. – Я выдал тот же стандартный ответ, который по какой-то причине несколько сотен раз повторил на похоронах. – Нельзя сказать, чтобы это оказалось для нас неожиданностью. Мы просто не думали, что так скоро.
– Да, всегда бывает тяжело. К такому не сразу привыкаешь. О, глядите-ка (кот медленно приближался, принюхиваясь), только не смотрите на него слишком пристально, не смущайте. А вы не планируете вернуться на работу? Ведь Хьюго больше нет, вам уже незачем тут торчать.
– Наверное, вы правы. Как-то не задумывался пока.
– Вы им нужны. Ваш босс – Ричард, кажется? – все уши мне прожужжал, какой вы замечательный и как им без вас трудно.
– Мило, – ответил я и добавил, чтобы он не подумал, будто я ехидничаю: – Я рад.
– И он не врет, – с усмешкой в голосе произнес Рафферти. – Вы давно не заглядывали в твиттер галереи? С той ночи, когда на вас напали, там появилось от силы твитов пять, и в одном из них написано: “Мейв, привет, проверь, пожалуйста, доходят ли сообщения. Спасибо, Ричард”.
Я выдавил смешок. Я и правда не думал о том, что пора вернуться на работу, – по крайней мере, уже долго об этом не вспоминал. Почему-то это казалось невозможным, точно галерея находилась в чужой далекой стране или вовсе была телепередачей, которую я смотрел раньше.
– Возвращайтесь, спасите их от них самих. Неужели там и правда больше никто не умеет работать в интернете?
– Практически никто. То есть они знают, как проверить электронную почту и купить что-нибудь в онлайн-магазине, но вот соцсети…
– Довольно странно, – лениво, с вялым интересом заметил Рафферти. – То-то я смотрю, в этом аккаунте в твиттере была масса читателей, комментариев, репостов – ровно до той недели, когда на вас напали. А потом… – Он приподнял бровь, в уголках рта обозначились морщины. – Пусто, только что перекати-поле ветром не носит. И с прежних аккаунтов хоть бы кто чирикнул. О галерее, о чем угодно.
– Так и есть, – помолчав, признался я, – тут вы меня поймали. Это стандартная практика. Заводишь ботов, вбрасываешь информацию, раздуваешь интерес…
Он рассмеялся.
– Да ну? Получается, я правильно догадался, не промахнулся, значит? Приятно. То-то вы повеселились, наверное.
– В общем, да.
– Полно вам. Вся эта воображаемая братва с района. Споры о том, лишат ли Гопника пособия, если он прославится как художник.
Повисло молчание.
Морщины в уголках рта Рафферти стали глубже.
– Видели бы вы сейчас свое лицо. Не дергайтесь, уже нет смысла скрывать. Мы пообщались с этим вашим Тирнаном. Он сперва чуть не умер от страха, но мы объяснили, что не собираемся его арестовывать за пиар выдуманного гопника, и он успокоился.
– Ясно. – Я напрягся, хотя и не знал почему. Что он сделает, какая ему разница? Зачем он вообще об этом упомянул? – Понятно.
– А картины хорошие. Я в искусстве не особо разбираюсь, но мне показалось, что они вполне приличные.
– Да. Я тоже так думал.
– Теперь-то их вряд ли кто увидит.
– Увы.
– Жаль. Ну да ничего, ваш Тирнан еще нарисует. Я понимаю, почему вы не хотели, чтобы их отправили на свалку, и не осуждаю вас за это. А все эти твиты писали вы? Или нанимали кого-то?
– Нет, сам писал.
Рафферти кивнул, ничуть не удивясь.
– Что ж, справедливо. Написаны они от души. Сразу интересно, что там с Гопником, ждешь новостей… Я ведь тоже сперва поверил. Ясно теперь, почему ваш начальник так хочет, чтобы вы вернулись. Ну вот…
Он указал подбородком на кота, который добрался наконец до первого куска ветчины и уписывал его жадно и вместе с тем изящно.
– Пару недель – и будет у вас из рук есть.
– Когда вы узнали? – спросил я. – Про Гопника?
Рафферти пожал плечами, наклонился, стряхнул пепел.
– Да я уже и не вспомню. Давно. По таким делам мы стараемся все про всех выяснить. Отношение “сигнал-шум” то еще, но иногда удается раскопать что-то полезное. Мы поняли, что информация про Гопника нам без надобности, посмеялись и забыли.
– Рад, что мне удалось вас рассмешить.
– При нашей работе такие случаи упускать нельзя. Над вашим-то делом особо не посмеешься.
– И что теперь? – спросил я. – Дело закрыто? Вы…
Я хотел сказать, “верите ли вы, что это сделал Хьюго”, и Рафферти, конечно же, догадался, но медлил с ответом, перебирал кучку каштанов, которые Зак и Салли оставили на террасе, повертел один в руке, полюбовался. Понемногу темнело, опускались сумерки, точно пыльная пелена.
– Скажем так, – наконец произнес Рафферти и аккуратно положил каштан на самый верх кучки. – Хьюго с самого начала был первым в списке подозреваемых. Еще до того, как мы установили, чей скелет.
– Но почему?
– Во-первых, – Рафферти отогнул палец, – он постоянно здесь жил, еще и работал дома. То есть мог в любой момент подойти к дереву. Вы же с кузенами никогда не оставались здесь одни, так что вам пришлось бы скрываться, чтобы ни Хьюго, ни кто другой не заметил, как вы прячете тело. А вот Хьюго часто бывал один.
Пауза. Второй палец:
– Хьюго был высокий. Даже нам с первого взгляда стало ясно, что раньше он был очень сильный. Ни ваш брат, ни ваша сестра не подняли бы труп в восемьдесят пять кило на дерево и не засунули бы в дупло – по крайней мере, в одиночку. Хьюго же…
Обо мне он словом не обмолвился. Так и подмывало крикнуть: Я тоже был сильный, я играл в регби, был здоров как бык и справился бы с чем угодно. Сигарета отдавала плесенью. Я раздавил ее об пол террасы.
– И еще, – третий палец, – помните нашу первую встречу, я про тот день, когда нашли череп, вы еще сидели в гостиной? Меня тогда вот что зацепило: ваш племянник, Зак, сказал, что и раньше пытался забраться на дерево, но мамочка и дедушка Хьюго всегда заставляли слезть. А через пару минут ваша кузина Сюзанна вспомила, что родители в детстве запрещали вам лазить на дерево, но Хьюго разрешал. То есть когда Доминика в дупле еще не было, Хьюго не возражал, чтобы дети залезали на дерево. После же стал запрещать.