Слава богу, что он не сохранил об этом никаких записей, а оставшиеся в живых члены семьи Винтерс не кричали об этом на каждом углу. Но эта сука-детектив и ее команда из полиции Западного Мидленда
[4] сделали все от них зависящее, чтобы он предстал перед судом.
И потерпели неудачу.
Тайное сообщество Пик сплотилось и защитило его. Так что он может лишь поблагодарить судьбу за то, что в возрасте одиннадцати лет его пригласили вступить в одно из четырех секретных обществ, существовавших в Хиткресте. Корделл наслаждался принадлежностью к числу избранных и с удовольствием пользовался преимуществами членства в этом братстве, которые не исчезли и после окончания школы. Став Пикой, ты остаешься ею на всю жизнь. Так что его друзья-Пики, занимающие высокие посты, ожидаемо отмазали его. Опасность миновала.
А потом они прислали ему письмо.
И благостная уверенность в том, что он относится к неприкасаемым, улетучилась в тот самый момент, когда Гордон открыл конверт и нашел в нем порванную карту. Девятка Пик была изорвана в клочки и прислана ему. Без всякой записки. Безо всяких объяснений. Хотя они и не требовались. Он очень хорошо понял то, что ему хотели сообщить.
Пики защитили его только по одной причине: они не хотели, чтобы до него добралась полиция, и жаждали сами наказать его.
В течение сорока восьми часов после получения письма Гордона освободили от должности главного хирурга частной клиники «Окленд» в Стаутпорте-на-Северне. В тот же день у него отобрали его новенький «Лексус», а жена вышвырнула его из дома двумя днями позже, когда узнала о том, что он лишился работы. И разозлило Пик не то, что Гордон совершил нелегальный аборт. Их разозлило то, что он на этом попался.
Через неделю после ухода из «Окленда» его наняло Управление здравоохранения в Дадли, которое было счастливо иметь его среди своих сотрудников. «И ничего удивительного», – подумал Корделл. Он получил образование в лучших учебных заведениях страны, и его репутация была не запятнана. То есть его официальная репутация.
И хотя его зарплата и близко не приближалась к шестизначной цифре, которую он получал в «Окленде», она давала ему возможность выплачивать ипотеку за дом, в котором продолжала жить его жена, и у него еще оставались деньги на однокомнатную квартиру в Дадли и девятилетний «Воксхолл», на котором он теперь ездил.
Но все это ненадолго. И он это знает. Это наказание за то, что его засекли. За то, что полиция подобралась слишком близко и что на тайное сообщество, уходящее своими корнями в глубь веков, была брошена тень скандала. Но в свое время его жизнь вновь изменится. Появится Пика, которой будет нужна его помощь. Какой-нибудь лорд или член кабинета министров, у безалаберной дочери которого возникнет проблема, и сможет ее разрешить лишь человек, умеющий держать язык за зубами…
И вот тогда они позовут его назад. И его старое место работы вдруг окажется вакантным. И его «Лексус» появится на подъездной дорожке у его дома с пятью спальнями и четырьмя ванными комнатами, переделанного из бывшего амбара, а жена встретит его на пороге. На пороге дома, который вновь будет принадлежать ему…
Правда, пока ему придется делать рутинные операции отбросам общества, сидящим на шее Национальной службы здравоохранения, за какие-то сущие гроши.
– Доктор…
– Только не сейчас, миссис Уилкинс, – рявкнул Корделл, проходя мимо двери в квартиру А1, из которой выглядывала пожилая женщина.
С тех пор как Гордон сдуру сказал ей, что он врач, она практически каждый день поджидала его с постоянно возобновляемым списком якобы существующих у нее болезней.
– Но я просто…
– Простите, нет времени, – сказал Корделл, оказавшись у лестницы. Он все еще слышал, как она чем-то возмущается у него за спиной, но возвращаться не собирался. И благодарил бога, что у женщины нет доступа к Интернету. Ведь тогда она находила бы у себя одну смертельную болезнь за другой.
Корделл поднялся на два пролета лестницы, стараясь следить за своим дыханием. С его весом отсутствие лифта сказывалось, но за последний месяц ему удалось сбросить больше шестнадцати фунтов
[5] со своих обычных двадцати двух стоунов
[6]. И хотя Гордону не хотелось дольше, чем это было необходимо, пребывать вне своего обычного образа жизни, он втайне надеялся, что к моменту возвращения домой сможет сбросить еще один стоун. Его жена, Лилит, перепробовала безо всякого успеха десятки диет, а Корделл всегда говорил, что надо просто поменьше есть и побольше двигаться. Будучи человеком не чуждым самодовольства, он с удовольствием предвкушал свой спич на тему: «А я тебе говорил…»
Эти ступеньки и еда, которую он покупал навынос, действительно творили чудеса.
Не обращая внимания на участившееся дыхание, белые мушки перед глазами и капли пота на лбу, Корделл открыл дверь в свое временное убежище. Эта квартира принадлежала ему вот уже несколько лет, но пользовался он ею лишь время от времени.
Гордон вошел прямо в холл, который, он готов был в этом поклясться, становился с каждым днем все меньше и меньше. В арке была видна похожая на коробку кухня без окон, но со множеством навесных шкафов. Через дверь можно было попасть в спальню, за которой располагалась ванная комната.
Вся квартира представляла собой ту же пустую коробку, какой она была в тот день, когда он впервые вошел в нее.
Корделл прошел прямо через спальню, на ходу ослабляя узел галстука. Лилит, выждав несколько дней, позволила ему вернуться за чемоданом, в который сложила его вещи. Она разрешила ему забрать их, но запретила притрагиваться к чему бы то ни было еще.
Корделл ухмыльнулся. Она так и не заметила, как он тайком прихватил фото двух своих мальчиков: Сола, который уже был хирургом, и Люка, еще учившегося на медицинском факультете. Крохотная победа, но все-таки победа.
Засунув руку в чемодан, Гордон, как всегда, попытался вытащить оттуда фотографию.
Он не хотел ставить ее возле кровати – каким-то образом это намекало на неизменность его нынешней ситуации, а он был не готов признать это.
Его пухлые пальцы коснулись шелковой подкладки чемодана.
Нахмурившись, Корделл отодвинул в сторону пару туфель и две пары носков.
Он не почувствовал ничего, кроме шелка подкладки и крепежного ремня.
Гордон осмотрел комнату, хотя был уверен, что не доставал фото из чемодана.
– Куда, черт побери…
Слова застряли у него в горле. Голову расколол приступ ослепительной боли.